– Обеспечь своему другу покой. Он ему понадобится, – обратилась Эстрид к Ли, с трудом поднимаясь со стула. Хилариус, который в мгновение ока оказался рядом с ней, тут же подхватил старуху под руки.

Вэйлин сухо сглотнул:

– Спасибо!

Кивнув, Эстрид улыбнулась в ответ, а затем позволила Хилариусу увести ее из хижины. И тогда Вэйлин в первый раз по-настоящему остался с Ли наедине, потому что теперь был свободен.

Ему удалось. Он сделал это.

Вэйлин все еще сидел на полу: голова его кружилась от радости. Он жадно хватал ртом воздух, глаза снова наполнились слезами, а пальцы вновь потянулись к затылку. Полукровка ощупывал свое тело, которое казалось ему чужим, в то же время таким знакомым, как никогда прежде.

– Меня прокляла Валеска, – прошептал он, обращаясь больше к себе, чем к Ли, и с трудом узнавая собственный голос. Звучание его совершенно не изменилось, но слова проникли в сознание с такой легкостью, какую Вэйлин обычно ощущал только во время пения. – Она сделала это со мной.

Ли нахмурился:

– Королева Благих?

– Да, клятва связывала меня с ней. – Наконец-то он смог произнести слова, которые должен был сдерживать все эти годы. И тут Вэйлин запнулся, горло его сжалось, но на этот раз дело было не в боли или напряжении. Слезы текли по его щекам все быстрее и быстрее, и полукровка зарыдал.

То были не слезы разочарования, страха или боли, а слезы радости. Необъятной радости, которая сидела где-то очень глубоко в его душе и, казалось, была давно утрачена навеки.

Все было кончено!

– Я свободен, – дрожащим голосом сказал он.

– Да, это так, – ответил Ли и, широко улыбнувшись, заключил Вэйлина в объятия. Хранитель крепко прижал полукровку к себе, и Вэйлин дал волю слезам…

Он. Был. Свободен. За это пришлось заплатить высокую цену, ибо он чувствовал, что его магия исчезла. Дар Вэйлина к музыке ушел в прошлое, но его тело наконец снова принадлежало ему. Только ему одному.

И лишь только Вэйлин до конца осознал это, слезы по его щекам потекли еще быстрее.

Он плакал, потому что был свободен.

Он плакал, потому что утратил свой дар.

Он плакал, потому что мог жить.

Бессмысленному существованию, состоящему из нападений и убийств, пришел конец.