Это был Спутанный Бог.
— Ты только что что что-то сказал, — пророкотал Локи, словно они были самыми старыми друзьями в разгар беседы. — Имя, я полагаю. Чье это было имя?
Здоровый глаз Гримнира сузился:
— Скади.
— А, Скади. — Локи кивнул, как будто это имя что-то значило для него. — Она была дочерью Скэфлока?
— Да, хотя и отреклась от негодяя.
— И она была твоей парой?
Гримнир отвел взгляд. «Нет», — ответил он через мгновение.
— Жаль, — сказал Спутанный Бог, снимая ногу с подлокотника кресла и наклоняясь вперед. — Мне сказали, что я должен благодарить тебя за свою свободу.
Гримнир пожал плечами:
— За всем этим стоял Имир, а этот ублюдок умеет отличать железо от шлака.
Спутанный Бог усмехнулся.
— Что ж, я не могу ничего для него сделать, так что это должен быть ты. Проси у меня все, что пожелаешь, Гримнир, Убийца родственников. Хотя… — Он помолчал, его проницательные черные глаза сузились, когда он заглянул Гримниру в сердце. — Даже я не могу вернуть мертвых, которые бродят по ту сторону Девяти Миров.
Гримнир нахмурил густые брови:
— Тогда дай мне кольчугу и оружие, мой повелитель. Дай мне врагов и пространство, чтобы убивать их. Если это конец, то позволь мне покончить с этим так, что содрогнутся сами кости Иггдрасиля!
Сияющий взгляд Локи стал отстраненным, как будто он мог видеть, что ожидает их на ткацком станке Судьбы.
— У тебя будут кольчуга и оружие, а также почетное место. Ибо скоро мы отправимся на поля смерти Вигрида и в Сумерки Богов. Древний Мир должен исчезнуть, сын Балегира. Он должен умереть так же, как и родился, в огне, в крови и в совершении ужасных деяний. И мы должны смириться с этим. — Спутанный Бог жестом пригласил Гримнира следовать за ним, и они вдвоем направились к дверям Варгхолла. Их силуэты вырисовывались на фоне горящих огней Иггдрасиля. — Наша кровь оплодотворит Новый Мир — мир, в котором от нас не останется ничего, кроме легенд, мифов, которые рассказывают детям, детских стишков и мрачных воспоминаний. — Локи вздохнул. — Но это прекрасно. Немногие будут помнить нас, Гримнир, Убийца родственников. Они будут помнить песни, написанные клинком и секирой, и будут рассказывать о наших деяниях у своих костров. И в этих рассказах, в этих песнях смерти, мы будем жить вечно…