И с булькающим ревом Гримнир зашатался в челюстях чудовища, разрывая раны еще больше, изогнулся и пустил в ход холодный железный клинок Хата. Длинный сакс вонзился в голову Нидхёгга сбоку, пробив чешую и кость и проткнув наполненный желе мешок с оставшимся глазом змея. Из него хлынул зеленый ихор, и это болезненное изумрудное сияние погасло навсегда. Зверь в бешенстве заревел.

Но прежде, чем Гримнир успел вонзить клинок поглубже в череп змея и пронзить серую массу его мозга, Нидхёгг отшвырнул скрелинга в сторону. Тот кувыркнулся в темном воздухе; хрустнула кость, когда он врезался в колонну и сполз на пол. Гримнир лежал как мертвый, из его тела сочилась кровь. Несмотря на это, он был жив — его грудь поднималась и опускалась, хотя и с усилием, а его единственный глаз горел ненавистью ко всему живому. Каким-то образом он сумел сохранить хватку на рукояти своего длинного сакса. Гримнир посмотрел на меч.

Хат сверкал, как железный шип, жаждущий вкусить жизни своего исконного врага.

Он поднял взгляд и увидел своего врага, этого проклятого змея. Тварь замотала головой из стороны в сторону, затем подняла когтистую лапу, чтобы потрогать кровоточащую глазницу. Снаружи мир погрузился в тишину; раскаты грома затихли, дождь и град прекратились. Он не видел закованного в кольчугу Одина, шагающего по руинам базилики, так что Имир, должно быть, одержал победу. Теперь настала его очередь.

— Как ты себя чувствуешь, arsegót? — Гримнир задохнулся, кашляя кровью. Его раны были смертельны. Это он знал наверняка. Но, несмотря на ослепляющую боль от разорванных органов и сломанных костей, скрелингу удалось, пошатываясь, подняться на ноги. Он покачнулся, его левая рука бессильно повисла, в правой он сжимал Хат; черная кровь запятнала пол под ним, окутав его зловонием мокрого железа.

— Ты встретишь свой конец здесь, негодяй. В доме Пригвожденного Бога, — сказал он. — И за что? Что предложил тебе этот одноглазый любитель оставлять воронов голодными?

Нидхёгг резко вскинул голову. Его раздвоенный язык скользнул между окровавленными клыками, пробуя на вкус затхлый воздух базилики. При выдохе из широких ноздрей змея потекла влага.

— Кровь, — прошипел он. Он наполовину пополз, наполовину заскользил в направлении Гримнира, позволяя своему языку направлять себя. — Я чувствую твой запах, нидинг. Я чувствую запах твоего страха.

— Этот запах — все, что ты получишь, змей, — сказал Гримнир. Колонна, в которую он врезался, уже была частично сдвинута с места и стояла на своем пьедестале только наполовину, из-за какого-то подземного толчка. Отдельные мраморные секции колонны тоже были перекошены, и каждая из них весила столько же, сколько камень осадной машины. Злобно усмехнувшись, Гримнир вытер руку о торс, а затем размазал кровь по мрамору. Снова и снова. Когда крови стало столько, что она заслонила грань колонны, Гримнир скрылся в тени рядом с ней.