Возможно. Некоторые убийцы носили с собой бомбы, ножи и флакончики с ядом. Но существовали и другие убийцы, которые поклялись себе не брать в руки оружия. У них при себе можно было найти лишь прут.
«От некоторых, может, и стоит, – хотела сказать Хэсина. – Но не от всех».
* * *
«Пташка, очнись».
* * *
Она не должна была очнуться.
Она должна была умереть. Ведь Мэй умерла. «От нее не осталось ни следа», – шептал один ученик придворной врачевательницы другому, когда думал, что Хэсина лежит без сознания. Они ходили вокруг нее, смачивая ей лоб влажной тряпочкой. «Ее тела так и не нашли».
Они пискнули, когда Хэсина спросила:
– Где мой брат?
Они не отвечали, поэтому она спросила еще раз – голосом, который не был похож на ее собственный:
– Его состояние лучше вашего, – ответила ей врачевательница, влетая в дверь лазарета. Прежде чем Хэсина успела заплакать от облегчения, кто-то зажег медицинскую свечу, и ее пары погрузили королеву в беспокойный полусон. Ей снилось ухмыляющееся лицо Одноглазого, и она убедила себя, что отца отравил именно он. Она не думала о том, как пророк мог достать легендарный яд и откуда он знал, как им воспользоваться. Он ненавидел ее. Ненавидел Одиннадцать героев. Ее затуманенному подсознанию казалось, что все сходится идеально. В своих снах она гналась за ним, а когда, наконец, поймала, заставила заплатить за все, что он у нее украл.
Но, проснувшись, она больше не чувствовала гнева. Не чувствовала горя. Она смотрела на деревянный потолок, выкрашенный в бирюзовый цвет, – с мешочками, набитыми женьшенем, которые свисали с него, словно виноградные листья, и с позолоченными изображениями черепашек и мандаринок, – ничего не ощущая, ни о чем не думая. Потом ей в голову все-таки пришла одна мысль. Такая же, как и до этого.
Почему же этого не случилось?
Потому что она все-таки оказалась противоестественным существом, как и ее отец? Может быть, она умерла, а потом каким-то образом возродилась? Неужели ее брат тоже не был нормальным человеком?
Жив. Придворная врачевательница сказала, что он жив. Но, с другой стороны, эта женщина заключила, что ее отец мертв. Кому Хэсина могла верить?
Только себе.