– …что ты по-прежнему относилась ко мне как к брату…

– Я всегда…

– …когда я этого не заслуживал.

– Цзинь. Прекрати.

Он послушался, а потом беззвучно заплакал.

Она бросилась к нему и обхватила руками его плечи.

– Все хорошо.

В эту секунду ее не заботило ни то, что он считал ее виновной, ни то, что у них получалось заботиться друг о друге только тогда, когда они были сломлены. Сейчас ей хотелось лишь одного: держать его в своих объятиях.

– Все хорошо.

Он задрожал еще сильнее. В кулаке он сжимал статуэтку – печать, которую у него взяла Хэсина, не совсем льва и не совсем собаку, забавную вещицу, которая не вписывалась в обстановку ее комнаты… как будто она была подарком.

Его пальцы побелели. Он держался за эту печать так, словно у него больше ничего не осталось.

У Хэсины перехватило дыхание.

– Что случилось с… с остальными?

Он покачал головой.

Значит, они погибли. Как Мэй. Их разорвало на куски. Они ушли безвозвратно.

Тогда почему, почему, почему они с братом остались живы?

Санцзинь задавался тем же вопросом.

– Почему? – задыхаясь, спросил он, когда рыдания перестали сотрясать его тело и перешли в спазмы. – Почему мы все еще здесь, Сина?

– Я не знаю, Цзинь. – Она не хотела знать. Но если ее подозрения окажутся верными, она никогда не расскажет брату правду. Она отняла у него единственного друга. Она не отнимет у него память об отце.

* * *