— Ты никогда не говорил мне об этом.

Он пожал плечами.

— Я думал, это подразумевалось.

— Так и было. Так какого черта ты должен говорить это? Ты прожил на Родине всего несколько дней, а теперь выражаешь мне свою любовь. Если ты не прекратишь это дерьмо, я соберу ребят, и мы проведем с тобой «беседу». Тебе лучше не превращаться в мягкотелку.

— Не волнуйся, это больше не повторится. Отныне это будет просто подразумеваться, что я люблю тебя. — Он произнес эти слова четко и с улыбкой на лице, намеренно провоцируя меня.

— Перестань это говорить. — Я провел руками по волосам. — Мне почти тридцать лет, и я никогда не слышал, чтобы эти слова говорили мне в лицо. А потом, в один прекрасный день, я слышу их и от тебя, и от Милы. — Я не учел слова Лауры о том, что она любит меня из-за моего выбора завтрака тогда. Мне это показалось неправдоподобным, и, должно быть, это была история, чтобы понравиться Миле.

— Клянусь, эти чертовы мамаши проникли к нам. Это любовное дерьмо сейчас повсюду.

— Ты прав. Это чертовски скользкий путь. Слово на букву «Л» — это как наркотик, ведущий к объятиям. Мы должны быть возмущены.

Я повернулся, чтобы посмотреть на Финна. Его глаза искрились юмором, и как только он начал смеяться, то уже не мог остановиться.

— Это не смешно, Финн.

— Да, это так.

— Я все испортил с Милой и Лаурой.

— Это плохо. — Он перестал смеяться. — Возможно, тебе придется пустить в ход тяжелую артиллерию.

— Какую?

— Слово на букву «И».

Я нахмурил брови.

— Идиот?

— Нет, я имею в виду — извинение.

Отпрянув назад, я скрестил руки на груди.

— Ты это несерьезно. Лаура потеряла бы ко мне всякое уважение.