— Сто двадцать ударов в минуту в состоянии покоя. И он неравномерный. Волконский, — я повернулся к нему. — Какой пульс при стенокардии?

Тот нахмурился.

— Ну… обычно учащённый…

— Но равномерный, — поднял палец я. — А здесь — аритмия. А теперь, Волконский, самое главное. Кордарон, или Амиодарон, который вы так щедро хотели назначить, — это препарат, насыщенный йодом. А введение больших доз йода пациенту с недиагностированным тиреотоксикозом — это самый верный и быстрый способ спровоцировать тиреотоксический криз. Это кома. И почти стопроцентная смерть.

Я говорил, глядя прямо на графа, но обращался к Волконскому:

— Вы собирались не лечить его, Волконский. Вы собирались подлить масла в огонь его болезни.

Граф побледнел. Он посмотрел на Волконского так, будто тот был ядовитой змеёй.

— То есть этот… господин… чуть не убил меня? — голос графа дрогнул.

Я был беспощаден:

— Одна-единственная инъекция. И мы бы уже обсуждали не ваше лечение, а дату и место похорон, ваше сиятельство.

Волконский попытался возразить:

— Но… но нужны анализы! Подтверждение!

— Конечно, нужны, — кивнул я. — Анализы на гормоны ТТГ, Т3, Т4, а также на антитела к рецепторам ТТГ. Но лечение нужно начинать немедленно. Тирозол для блокировки щитовидной железы, пропранолол — но очень осторожно, под постоянным контролем пульса. И обязательно седативные — валокордин или настойка пустырника.

Граф смотрел на меня с новым, неподдельным уважением.

— Вы говорите как человек, который точно знает, что делает. В отличие от некоторых.

— Я знаю, ваше сиятельство. И я знаю, что стресс из-за пропажи дочери усугубляет ваше состояние. Найдём её — и ваше сердце успокоится.

— Вы так думаете? — в его голосе прозвучала надежда. — Думаете она найдется?

Нюхль на моём плече довольно зашуршал костями.

— Я уверен в этом. Мало ли какие новости могут прозвучать уже буквально завтра, — уклончиво ответил я.

Волконский сделал последнюю, жалкую попытку: