— А здесь неплохо. Никаких золотых излишеств. Только то, что нужно для дела, — оценил он.
И тут случилось неожиданное. Тёплая, уверенная волна Живы потекла от него ко мне. Не так много, процентов пять, но ощутимо. Это была не благодарность за будущее лечение. Это было что-то другое.
— Спасибо, доктор, — сказал он просто, глядя мне в глаза. — Давно никто не говорил со мной так… честно. Без лести и подхалимства.
И тут до меня дошло. Я вылечил не только его начинающийся тиреотоксикоз. Я вылечил его душевную боль.
Одиночество сильного, властного человека, которому все вокруг врут и льстят, но никто не говорит правды. И за это он был благодарен больше, чем за спасение от неправильного лечения.
— Отдыхайте, ваше сиятельство. Завтра мы начнём полноценное лечение.
Выходя из палаты, я уже строил планы. Первое — вылечить его тело. Второе — вернуть ему дочь.
Классическая, безотказная схема создания преданного, могущественного союзника. И я только что успешно её запустил.
Дальше нужно было пожинать плоды своих действий. И я направился в палату к Синявину.
Картина, которую я увидел внутри, была разительной противоположностью вчерашнему хаосу. Аппарат ИВЛ был отключен. Пациент больше не лежал без сознания, опутанный проводами.
Аркадий Синявин полусидел на кровати, приподнятой у изголовья. Кислородная маска была снята, вместо нее в нос были вставлены тонкие носовые канюли, по которым тихо шипел кислород — дышать самостоятельно ему было все еще тяжело.
Он был бледен и выглядел ужасно уставшим, но на его щеках пробивался легкий, здоровый румянец.
Он медленно, с видимым удовольствием, пил куриный бульон из чашки, которую держала его жена, которая сидела с ним рядом на стул.
В её глазах, когда она посмотрела на меня, стояла такая смесь благодарности и благоговения, что я почувствовал, как Сосуд внутри приятно теплеет.
— Доктор Пирогов! — он увидел меня и попытался привстать. — Спаситель мой!
— Лежите, Аркадий, — остановил я его жестом. — Не нужно лишних движений. Как самочувствие?
— Превосходно! — он хлопнул себя по груди. — Дышу еще не полной грудью, но уже гораздо лучше! А ведь вчера думал — всё, конец. Уже завещание в уме составлял.
— Главное теперь — никаких голубей, — напомнил я. — Совсем. Никогда. Даже на картинках.
— Да я их теперь на пушечный выстрел к дому не подпущу! — он рассмеялся. — Жена сегодня утром написал объявление, что мы продаем голубятню. Соседи давно ругались на это, как они говорили, варварство. Теперь будут довольны. Моё здоровье дороже! Спасибо ва доктор, огромное!
И тут началось.