Может, и выцарапали б они чего со временем, а может, и нет. Кто ж им отдаст-то чего хорошего? И становилось боярам страшно.
И тем, кто в заговоре участия не принимал — по ниточке, считай, над пропастью проскользнули, и тем, кто участие принял.
Они ж не того хотели!
Они-то для себя старались, для деток своих, а выходило, что и их бы под нож, и всех остальных… да что ж это делается-то, люди добрые⁉
Борис смотрел внимательно, малейшие изменения на лицах подмечал, потом все он обдумает. Потому как сейчас без предателей да подлецов много дел доходных освободится. Не казне ж всем подряд заниматься?
Надобно будет и поощрить кого…
Наконец дочитал боярин Егор. Борис с трона поднялся.
— Все ли слышали, бояре?
И слышали, и верили. И…
— Теперь-то что делать будем, государь?
Первым боярин Утятьев опомнился. И то… не был он ни в чем замешан, не втянули его никуда. Может, потом и хотели, ну так то потом, когда Федор на Анфисе б женился, боярина к царской семье привязал накрепко, а вернее сказать, к Любаве. Осознал боярин, что рядом проползло гадюкой подколодной, и дурно ему стало. Вот и задал вопрос.
Борис его долго томить не стал.
— Что делать, боярин? А вот то, что я скажу. Боярин Пущин сейчас списки огласит. Иноземцев в Россе поубавится и сильно, отец мой впускал сюда всякую шваль без разбора, а нам выгребать придется. Доли их в кумпанствах да товариществах в пользу государства отойдут… и кое-кому из вас, бояре, также пригодятся. Казна всем подряд заниматься не станет. Вот, к примеру, ты боярин, кожами торгуешь, да в твоей торговле доля Данаэльсу принадлежала.
— Есть такое, государь. Сам знаешь, своего флота у нас, почитай, и нет, толкового, а иноземцы руки выворачивали…
— Вот, доля твоя к тебе и вернется. И флот у нас будет, кое-что есть уже. И с вами, бояре, я обговорю все, с каждым в отдельности, не то сейчас мы три дня тут просидим безвылазно. Не со всеми, правда, — Борис на предателей посмотрел. — Тех, кто меня убить хотел, и я не помилую. Вы не на государя, вы на Россу руку подняли, и за то — смерть.
Вот теперь вой поднялся, но люди боярина Репьева даром хлеб свой не ели. Кого сразу оглушили, мешком с песочком, кого просто кляпом заткнули — и поволокли тела под руки прочь из палаты Сердоликовой. Остальные бояре спорить не стали, да и чего тут лаяться?
Когда б просто так государь их арестовать приказал… да, может, и усомнился бы кто. Может, и пошумели бы, и справедливости требовали. А Борис все принародно сделал, скрывать ничего не стал… да и поняли бояре, что их бы заговорщики не пощадили тоже.