Устя почти влетела в нее — и словно в давнем кошмаре…

Тогда она слишком поздно пришла. А сейчас…

Сейчас Боря с трона поднимается, а к нему боярыня Степанида подходит, и говорит что-то… неважно все!

Устя так заорала, что палаты дрогнули.

— НЕТ!!!

И вперед кинулась.

Не успела б она никогда, и быть беде, но потеплел на груди государя коловорот, так раскалился, что Борис невольно руку к груди вскинул, отшатнулся, не дотянулась до него Степанида сразу-то. А потом и поздно уж было.

* * *

Мир дрогнул и рассыпался в клочья для боярыни Пронской.

Сейчас, вот чуть-чуть… понятно же, мужчина сильнее, и с ней справится легко, а ей бы только два шага сделать. Буквально два шага, и когда отвернется государь, удар нанести, и клинок уже так удобно лег в руку, словно для нее и создан был, и…

— НЕТ!!!

Невольно на крик обернулась боярыня.

Устинья Алексеевна?

Да Степанида ее и не узнала сразу. Просто кинулось на нее что-то непонятное, рыжее или черное, растрепанное, грязное донельзя, чуть не одним прыжком половину палаты пролетело, повалило на пол, и покатились они, сцепившись, ровно две кошки.

Вылетел, зазвенел, покатился по полу наговорной ведьминский клинок.

Взвыла от ярости Степанида, отшвырнула от себя Устинью, а встать уже и не успела.

Это от бега да от ярости зашлась Устинья, а когда сцепились они с боярыней, о другом вспомнила.

Черный огонь полыхнул ярко-ярко.

Борис что есть силы ее в лицо ударил, прямо ногой, отшвырнул от Устиньи. Он тоже не сразу жену узнал, осознал не сразу, что она это.

Голос ее, а вид⁈