Да на огороде пугала красивее стоят!

Пара секунд ему потребовалась, а когда выпал, покатился по полу клинок, и вовсе понятно стало.

Уж не колбасу сюда боярыня резать пришла, наверное, Борис клинок в угол пинком отшвырнул, да вмешаться в драку бабскую не успел, Степанида сильнее оказалась. Отбросила она Устинью, а встать уже и не успела.

Было уже с Устиньей такое один раз, когда не пожалела она татя.

Вот и сейчас…

Не разум сработал, сила быстрее ее оказалась, полыхнул под сердцем черный огонь яростный — и ему повинуясь, черным пеплом сердце Степаниды осыпалось.

Когда Борис ее ногой отбросил, да к Устинье обернулся, та уже мертвая падала.

— УСТЯ!!!

Жена на него посмотрела, а потом что-то поменялось в ее лице. То ли глаза перестали гореть дикой лесной зеленью, то ли само выражение лица изменилось — Устинья прямо на полу обмякла.

— Боренька… ЖИВОЙ!!!

Борис ее с пола подхватил на руки, на стражу рявкнул. Где они только копались, болваны⁉

— Лекаря! ЖИВО!!!

В дверях заминка возникла, кто-то побежал, топая. Борис на Степаниду покосился, даже и не понял сразу, что мертва она.

— Эту — связать!

Устю трясло всю, она за него цеплялась, рыдала так, что Борису за жену страшно стало. Нет, не за ребенка, о малыше он в ту минуту и не думал даже, а вот жена… да что с ней такое⁉

— Устя, Устёнушка… ну вот же я! Живой, все в порядке….

— Она…. Она убить шла!

И слезы потоком.

Борис глазами клинок поискал, сам встать не смог, куда уж тут, с супругой на руках, кивнул стрельцу ближайшему.

— Там нож в углу лежит, возьми осторожно, да сюда принеси. Отравлен может быть.