Но ничего не происходило.
– Обманка, – пришёл он к окончательному выводу.
Он разочарованно пощёлкал клювом, размышляя, как бы испортить эту «ловушку», чтобы проучить незадачливого птицелова. Будет знать, как вводить в заблуждение порядочных птиц!
Первой мыслью было расклевать шёлковую верёвку, но она оказалась на удивление прочной. Он ударил по ней клювом пару раз, но не то что не расклевал – не поцарапал даже!
– Эге, – озадачился он, – из чего же она сделана? С виду шёлковая, а прочнее проволоки!
Ворон подогнул под себя лапу, как цапля, и постоял так какое-то время, размышляя. Были бы у него с собой ножницы, он бы разрезал шёлковую петлю. Но кто станет носить с собой ножницы? Он ведь не женщина, на что ему ножницы? У него есть щипчики для ногтей, но ими-то эту верёвку точно не взять, не стоит и пробовать.
В петле ещё оставалось несколько горошин. Ворон подумал, что неплохо было бы их подменить какой-нибудь пакостью. Скажем, дохлой лягушкой или ещё чем. Если поискать вокруг, непременно что-нибудь сыщется. Вот неизвестный птицелов «обрадуется»!
Ворон залился каркающим смехом и сунул лапу в шёлковую петлю, чтобы сгрести когтями оставшийся горох и забросить его куда подальше.
Шух! и петля стянулась вокруг лапы, он и каркнуть не успел!
– Кар-р-р-р! – издал он ошеломлённый вопль мгновение спустя.
Петля затянулась туго, он попытался растянуть её клювом, чтобы высвободить лапу, но она, как живая, только стягивалась ещё туже. Он подпрыгнул, хлопая крыльями, в надежде, что верёвка оборвётся, если натянется, но она оказалась до ужаса крепкой и не рвалась, а только растягивалась.
Ворон в ярости закружил на привязи, понося ловушку последними словами, пока не охрип.
И ничего не замечал, пока невдалеке не раздалось торжествующее:
– Попался, воришка!
Окрик застал его врасплох. Ворон замер в нелепой позе – подёргивая застрявшей в петле лапой, клюв его захлопнулся. Даже в таком жалком положении стоило сохранять достоинство. Он медленно сложил крылья, встал обеими лапами за землю и надменно вскинул голову, чтобы одарить того, кто так бесцеремонно его окрикнул, уничижительным взглядом, но…
Жёлтые, сияющие, совсем как в его снах, да, определённо, точно такие же глаза, он бы не перепутал, он столько раз их видел, что не мог ошибиться.
85. Этот ворон – в который раз – просчитался
85. Этот ворон – в который раз – просчитался
Кошмарный или нет, сон всегда оставался сном, а потому восприятие его всегда оставалось размыто пробуждением. Проснувшись, он помнил лишь обобщение собственных мыслей и ощущений: слова тени – пугали, глаза – завораживали. И как же странно было увидеть реальное воплощение своего сна.