Но Норико уже ступила на эту тропу и не собиралась сдавать свои позиции.

— Цветы, в которых я не разбираюсь?!

— Ты так и не узнала?! — Его глаза ещё больше расширились, и он стал совсем не похож на себя.

— Нет, не узнала!

— А почему не спросила? — Этот вопрос он задал уже спокойнее, даже немного отстранился.

— Да я… Не знаю, если честно. Как-то думала сначала, что всё уже ясно. Ну после того дня…

— И? Что изменилось?

— Я перестала быть уверена, что всё правильно поняла, — призналась она. Их голоса улеглись, успокоились. Дыхание стало ровнее. И в этом новом спокойствии было что-то… Она не знала, как понимать это чувство. Но стало легче говорить. Гораздо легче. Словно, пока они кричали, между ними что-то рухнуло, и теперь не было той преграды, о которую она так боялась разбиться.

— Почему, Норико?

— Не знаю. Ты всегда так спокоен, ходишь такой важный и невозмутимый. А теперь ещё и сёгун.

— Я не стал другим, получив должность военачальника.

— Я понимаю. Не знаю, как объяснить. — Она устало вздохнула и уставилась на свои руки. Смотреть на него сил больше не было.

— Это, — он положил ленту ей на колени, так что она оказалась перед глазами, — моё сердце, отданное тебе.

Она продолжала молча смотреть.

— Я не знаю, что творится в твоих мыслях, Норико, и мне больно от того, сколько в тебе недоверия. Не только ко мне — ко всем. Могу представить, как тяжело с этим жить. Но послушай, тебе не нужно вечно защищаться. Не со мной, я не сделаю тебе больно. — Она чувствовала его пристальный взгляд, но не осмеливалась поднять глаза. — Я думал, ты знаешь, поэтому не понимал, отчего твоё поведение такое двойственное. То льнёшь, то отталкиваешь…

И как же отчаянно ей хотелось верить его словам. Даже страшно от того, насколько остро она почувствовала эту потребность — довериться.

— Я не знаю, как убедить тебя, — продолжил он. — Всё, что я могу дать, — обещания, но ты ведь такому не веришь, да? — Хотэку усмехнулся.

Это заставило её поднять взгляд. В его лице было столько нелепой обречённости…

— Мне хочется тебе верить, — призналась Норико, с огромным трудом вытолкнув из себя эту фразу.