Я не выдержала, бросилась Лилии на шею. Сестра, которую я всю жизнь считала плаксивой, капризной и чересчур горделивой, помогала всем вокруг – в то время как я слонялась без дела, бесконечно жалея себя. Лилия ухаживала за растениями, которые могли принести лишние деньги в наш дом, играла на фортепиано и сладкоголосо пела на званых вечерах, пока папа договаривался о сделках с восхищенными слушателями. Аккуратно подталкивала нас с Ричардом друг к другу. Она во всем оказалась намного лучше меня. Наверное, и теперь она оставалась человеком, которым мне еще только предстоит стать.

– Когда я узнала о вас с Диего, то не смогла поверить ушам, – Лилия отстранилась. – До последнего думала, никогда не прощу. Но когда ты вышла из кареты… Энрике, почему ты такая худая? С обрезанными волосами, лицо осунулось. Свалилась в горячке в первый же вечер. Что с тобой случилось? Диего довел тебя до такого?

– Нет, что ты! Просто поездка выдалась не из легких. Диего хотел изучить, как ведут хозяйство в горах, как возделывают земли. В одной деревне мы заразились; болезнь изматывающая, но не смертельная. Не успели уехать: поселение оградили, пришлось несколько месяцев ждать человека с лечебным даром. Обычные доктора не справлялись.

Рассказ получался гладким, красивым; я удивлялась тому, что, оказывается, умею так хорошо лгать. На задворках сознания горело жесткое, птичье: «Никому не рассказывайте!», перед глазами вставало хищное лицо с тонкими губами.

Когда я закончила рассказ, Лилия вздохнула:

– Что же, ничего не изменишь. Диего сделал свой выбор, а мне чужой мужчина не нужен.

– Поедем в столицу! – Я взяла сестру за руки. – Познакомлю тебя с Авророй, с другими дядиными друзьями. В столице много музеев, театров, чего только нет. И достойных людей там тоже много.

– Я бы очень хотела. Но без меня многие растения в оранжерее зачахнут, а такой расклад мне не нравится. Не уверена, что когда-нибудь смогу жить где-нибудь еще, даже временно.

В этот раз мы долго молчали. В небе проступила розовая полоса. Бившийся о ночник мотылек, словно заметив ее, устремился к приоткрытому окну. Взмах крыльев, и вот он уже снаружи, летит навстречу настоящему солнцу. Проследив за ним взглядом, Лилия сказала:

– Знаешь, незадолго до твоего приезда Вэйна нарисовала кое-что странное. Левой, правдивой рукой. Мы с мамой вошли в комнату, когда она заканчивала… Мама просила никому не говорить, но…

– Она меня нарисовала? – Сердце пропустило удар.

Ни в одном рисунке Вэйны, ни в правдивом, ни в приукрашенном, не было меня. Мама с папой, Лилия, Рейнар, прислуга – всех она изображала. Даже нянюшку Илаю, которую никак не могла помнить. То, что Вэйна никогда не рисовала меня, очень тяготило.