Ужасно не хотелось молчать, но я не знала, как начать разговор. Да и о чем? Взгляд Диего блуждал по дорожке, по тем местам, где мы недавно гуляли.
– Что будем делать? – решилась я. Слова прозвучали неожиданно жалко.
Диего удивленно приподнял брови:
– Гостить, дышать свежим воздухом, я полагаю. А как надоест, соберем вещи и вернемся к Фернвальду. Тебе хочется чего-то другого?
Я покачала головой.
– Я не об этом. Что мы вообще будем делать? В проклятых землях все было просто и ясно. А здесь…
– Слишком много мест, куда можно пойти, и слишком много людей, с которыми нужно считаться. Тот же договор о неразглашении, – вздохнул Диего. – Зато мы можем жить, где захотим. И делать все, что взбредет нам в голову.
На душе стало тепло. Возникло ощущение, что я впервые за долгое время по-настоящему согрелась. Улыбнулась в ответ:
– Кое-что уже взбрело мне в голову. Кое-что очень увлекательное и приятное. Но для этого мне требуешься ты.
Недоумение на лице Диего быстро сменилось пониманием. Мужчина широко улыбнулся и посмотрел на меня так, как еще ни разу не смотрел по эту сторону Стены. Внимательно и требовательно, чуть прищурившись.
– Тогда пойдем, – и добавил шепотом: – Надеюсь, нам никто не помешает.
– Мы им не позволим.
Нам постелили в разных комнатах, но остаток вечера мы провели в моей. Диего хотел остаться и на ночь, но я выгнала его: конечно, все знали, в каких мы отношениях, но все-таки не хотелось слишком сильно смущать прислугу и родных.
Поцеловавшись с Диего у двери, я набросила сорочку, расправила кровать.
Распахнула окно, впуская холодный воздух. Постояла, глядя в ночь.
Уже собиралась вернуться в постель, когда заметила светящееся пятно. Тусклое, словно припорошенное пылью, таинственно мерцающее, оно приковало мое внимание – островок света в кромешной темноте.
Внезапно заныли кончики пальцев, в центре ладони что-то забилось. Словно внутри, под кожей, появилось маленькое сердце. Предчувствуя беду, я попыталась отвернуться, но не смогла отвести взгляд. И вдруг догадалась: это бабушкино окно.
Мое собственное сердце – то, что в груди, не на руке – билось невпопад, то пропуская удары, то несясь вскачь. То, что на руке, становилось горячее с каждой секундой. И не сбивалось с ритма.