Любовное фэнтезиПленница пророчествастр 210
Светлый фон
Вид раненого, растерявшего ореол непробиваемости мага подействовал на меня странно: мне бы от радости в ладоши хлопать, но на душе – еще большая тоска. Ноги сами собой делают медленные, через силу, шажки. Останавливаюсь перед мужчиной, смотрю в переполненные злобой глаза. Все-таки они у него жуткие, совсем не человеческие, с рваным, раздробленным зрачком.

– Ты знаешь, что делать.

Ты знаешь, что делать.

Медлю. Вот бы огреть его каким-нибудь камнем или хотя бы кулаком. Вместо этого беру его лицо в ладони, аккуратно стирая испарину с гладко выбритых щек. Рассеянно провожу пальцем по шраму на его виске. В голове проносится пугающая мысль: сколько душ понадобилось этому чудовищу, чтобы залечить такую рану?

Медлю. Вот бы огреть его каким-нибудь камнем или хотя бы кулаком. Вместо этого беру его лицо в ладони, аккуратно стирая испарину с гладко выбритых щек. Рассеянно провожу пальцем по шраму на его виске. В голове проносится пугающая мысль: сколько душ понадобилось этому чудовищу, чтобы залечить такую рану?

– Это противно.

Это противно.

– Мне тоже это неприятно, – шипит желтоглазый. – Но хочешь его спасти – делай. Закрой глаза и представь кого-нибудь другого.

Мне тоже это неприятно, – шипит желтоглазый. – Но хочешь его спасти – делай. Закрой глаза и представь кого-нибудь другого.

Киваю, наклоняюсь к бледным губам, на которых уже выступила кровавая слюна. Представляю…

Киваю, наклоняюсь к бледным губам, на которых уже выступила кровавая слюна. Представляю…

Ровно до этого момента кошмар был привычным – странным, непонятным и, самое главное, чужим. Я никого в нем не знала: ни желтоглазого, ни погибших людей, ни даже названия города, в котором разворачивалась битва. А тут… Разум сыграл со мной скверную шутку, припомнив события вечера. Все вокруг резко поплыло, меняясь на злосчастную комнату в подвале. Честное слово, я бы предпочла остаться с желтоглазым, чем снова видеть нахально ухмыляющегося колдуна, который разыгрывает нелепую комедию. По-настоящему кошмарным сон стал в тот момент, когда вместо того, чтобы сопротивляться, я привстала на цыпочки и сама потянулась вверх, робея только поначалу.

Ровно до этого момента кошмар был привычным – странным, непонятным и, самое главное, чужим. Я никого в нем не знала: ни желтоглазого, ни погибших людей, ни даже названия города, в котором разворачивалась битва. А тут… Разум сыграл со мной скверную шутку, припомнив события вечера. Все вокруг резко поплыло, меняясь на злосчастную комнату в подвале. Честное слово, я бы предпочла остаться с желтоглазым, чем снова видеть нахально ухмыляющегося колдуна, который разыгрывает нелепую комедию. По-настоящему кошмарным сон стал в тот момент, когда вместо того, чтобы сопротивляться, я привстала на цыпочки и сама потянулась вверх, робея только поначалу.