— Ну же, Деа, — говорит он, обнимая меня сильной рукой за талию и притягивая к своему теплому боку.

Мне так холодно. Я оледенела от осознания того, что Регис, возможно, умирает, и я провела последние недели, ненавидя его. Я сожгла все записки, которые он пытался отправить, и только по иронии судьбы мне удалось удержаться от того, чтобы не сжечь последнюю. Он знает, что я зла на него. Он знает, что я ненавижу его за то, что он сделал.

И все же, возможно, в свои последние минуты, он прислал мне записку, пытаясь предупредить об опасности.

Значит ли это, что то, что он сделал, нормально? Нет.

Но делает ли это его по-прежнему моим другом?

Я не знаю, и все же я единственная, кто может ответить на этот вопрос.

Когда Теос снова тянет меня, отворачивая от того места, где Мейрин все еще склоняется над неподвижным телом Региса, ее лоб покрыт потом, когда она лечит его, я ухожу. Мои ноги заплетаются, когда мы отходим от дивана, и Теос не останавливается, чтобы поддержать меня. Он просто наклоняется и отрывает меня от пола, заключая в объятия и прижимая к своей груди.

Теос несет меня в свою комнату, пинком закрывая за нами дверь. Он не останавливается, пока не оказывается у кровати, осторожно и бережно опуская меня на матрас. Я закрываю глаза, когда они начинают гореть, но остаюсь достаточно бодрой, чтобы знать, что он отстегивает кинжалы, прикрепленные к моим бедрам, и снимает оружие. Затем он стаскивает с меня ботинки. Затем твердые пальцы касаются шнурков на моих брюках, развязывая их, прежде чем их тоже стаскивает с меня.

Мое тело снова оказывается в его объятиях, и каким-то отработанным движением Теос прижимает меня к себе, откидывая одеяла на кровати и укладывая меня на подушки. Я прислушиваюсь к звуку, с которым он отодвигается от кровати, к его шагам, крадущимся на цыпочках по комнате.

Через некоторое время покрывало откидывается с другой стороны матраса, и горячее мужское тело скользит под ним. Аромат Теоса проникает в меня. Запах рома и специй острый и успокаивающий, несмотря на жжение в глазах, которое все еще не проходит. Моя нижняя губа дрожит, и я прикусываю ее, чтобы остановить тик. Руки обнимают меня, прижимая к обнаженной груди. Губы касаются моих волос, запечатлевая поцелуй, которого я не заслуживаю, на моей голове, и это слишком. Всего этого слишком много.

Прежде чем я проваливаюсь в забытье сна, последнее, что я чувствую, — это слезы, скопившиеся под моими веками, которые текут по щекам в темноте комнаты Теоса.

Если Регис умрет, в этом не будет ничьей вины, кроме моей собственной.