Мое тело напряжено, словно я готова либо к бегству, либо к борьбе за выживание. Его глаза светятся пониманием, но он все равно продолжает говорить, как будто тот факт, что я нервничаю из-за его голоса, не имеет для него никакого значения. Как будто не имеет значения, что я могу повернуться и попытаться сбежать от него в любую секунду… как будто мысль о моем побеге даже не рассматривается им.
Страх — это безвкусная гниль, покрывающая мой рот изнутри.
— Гора Бримстоун — это место, где в этом мире сформировалась Божественность, — говорит Трифон. — И именно из серы мы сможем познать правду о твоей крови.
Я судорожно сглатываю, прежде чем заговорить. — Без Весеннего Равноденствия? — Уточняю я.
— Да. — Трифон больше ничего не объясняет, его широкая рука тянется к кубку. — Шаг вперед.
Мое тело начинает двигаться прежде, чем я принимаю сознательное решение, мои ноги приходят в движение по приказу Царя Богов. Это больше, чем что-либо другое, заставляет страх, бурлящий внутри меня, превратиться во что-то расплавленное и гноящееся. Его слова окутаны Божественной силой, которая давит мне на позвоночник, принуждая к действию, которого он от меня требует, и отказываясь ослабить свою хватку.
На дрожащих ногах я поднимаюсь на небольшое возвышение, где стоит чаша. Чем ближе я подхожу, тем отчетливее вижу осколки темной серы, вмурованные в саму чашу. Чернильно-черный камень поблескивает в тусклом свете. Мое дыхание становится прерывистым. Я останавливаюсь примерно в футе от открытой каменной чаши и смотрю вниз, на то, что кажется темной водянистой жидкостью, находящейся на дне чаши. По бокам чашеобразного отверстия есть углубления, и в моем сознании мелькают образы мужчин и женщин, склонившихся над этими углублениями так, чтобы их шеи были обращены вниз. Боги — как женского, так и мужского пола — делают каждый шаг к чаше, и серебро сверкает, когда им перерезают глотки и кровь выплескивается наружу, наполняя чашу, пенясь, когда она смешивается со смертью. Рвота угрожает подступить к моему горлу. Я сглатываю, прежде чем поднять взгляд на мужчину, стоящего прямо напротив меня.
Глаза Кэдмона бездонно темны. Пусты. Лишены жизни. Проходит мгновение, а затем он моргает, и в его черных глазах снова появляется свет. Его подбородок опускается, и страх немного исчезает.