Паук захихикал:
– Жаль, ты не видел меня на троне!
Синелицый побледнел, стал фиолетовым.
– Ещё шаг, и мы будем стрелять! – рявкнул один из пиджаков.
«Марта, пригнись!» – умоляла Соня про себя.
– Но как ты… – возглас синелицего потонул в громких хлопках.
Соня оглохла. В помещении стало дымно. Она почти ничего не могла различить, щипало глаза. Когда вернулся слух, послышались неприятные чавкающие звуки. Крышка с крайней бочки снялась и пролетела над ней, воткнувшись в стену. Толстое паучье тело оседлало бочку, брезгливо скинуло с лапы верёвки-поводки. Марта и Цабран, получив свободу, стояли спокойно, не двигались. Они даже не потрудились снять удавки с шей. Близнецы не сводили глаз с Агареса и что-то шептали.
– Она просрочена, – простонал синелицый. Голос его звучал откуда-то сверху. Соня задрала голову и пожалела: сморщенный и больше похожий на обезьяну, чем на человека, он был приколот какими-то шипами к стене и облеплен мухами. Пиджаков в холле больше не было, и Соня старалась не думать, что за тёмные полосы тянутся и исчезают за «нефтяной плёнкой». Паук зашипел, жвало треснуло в безумной улыбке.
– Я снова буду Богом! – Что-то неприятно хрустнуло. Туша протискивалась в бочку. – Агаресом! Вельзевулом! Великим Ваалом!
Крышки с остальных бочек разлетелись в разные стороны. Голова паука деформировалась, лицо стало одним огромным носом. Поганки лопались гноем.
– Хозяином! Будете служить мне! – прокряхтел он и исчез в бочке.
Повисла тишина, и в ней Соня различила шёпот близнецов.
– Омерзительный. И немощный. Омерзительный. И немощный, – повторяли они.
В бочке шипело, будто туда налили «Кока-колу».
Он вылетел большой облезлой сарделькой и нырнул во вторую. Там забурлило кипятком.
– …любовь матери как ветерок в жару, как пригрев солнца в осенний день, – смешным высоким голосом вдруг затараторил Агарес оттуда, – как ветерок, как пригрев солнца в жару. Агахахаха, – зажёванная, сломанная кассета.
Бледный подросток с крысой на плече сел в угол, поджал ноги и еле заметно покачивался.
Из бульканья пузырей появилось нечто рогатое, огнедышащее и исчезло в третьей бочке. Поверхность её мгновенно затянулась льдом. По помещению, смешиваясь с запахом гари, полз смрад.
– Омерзительный. И немощный. Омерзительный. И немощный, – исступлённо повторяли близнецы. Их голоса били как колокол.
Агарес выскочил из третьей бочки.