Сумасшедший… или израненный принц.

Бран нисколько не изменился к лучшему за все эти недели. В моём воображении он всё ещё сидел на троне, скрюченный, пожираемый ненавистью. Возможно, поэтому перемена его вида показалась мне ещё резче.

Он опирался на золотой посох. По его ноге, по тому, как подбородок был прижат к плечу, я поняла: раны продолжали распространяться. Сминая его, словно старую бумагу. На нём был королевский плащ из красного бархата с золотыми эполетами. От некогда роскошных белёсых волос остались лишь редкие пряди. А на его обрубке висела корона. Старый Никс отдал её ему?

Я сглотнула, наблюдая, как этот юноша, всего на пару лет старше меня, ковыляет, словно древний старик, по каменной дорожке. За ним шёл лишь один конь и четверо охотников. Неужели это всё, что осталось от его славного отряда, от знаменитой Дикой Охоты?

С каждым шагом Брана тишина в толпе сгущалась. Мы с Мэддоксом не стали прятаться, пробились вперёд и остановились прямо перед ним. Охотники заметили нас, но остались недвижимы. Без прямого приказа они явно предпочитали не связываться. Позади остались времена, когда они бросились бы на нас без колебаний.

Бран содрогнулся, подойдя к Камню. Его дыхание сбивалось. Кожа опухла и воспалена. И, как и в случае с Сейдж, я не чувствовала ни капли жалости. Да, это делало меня жестокой, частью той прежней Аланны, но для меня его внешность лишь отражала гниль, что всегда жила внутри. Теперь он больше не мог никого обмануть, ни издеваться над невинными, как поступал с моей сестрой. В его фигуре было что-то зловещее, что-то, что годами гноилось в душе и не имело уже исцеления.

Рука Мэддокса нашла мою, когда принц, его брат спустя столько лет, ступил на Камень Судьбы.

Сначала ничего не произошло.

Через несколько секунд над столицей прокатился гул. Словно в знак одобрения Бран упёрся в посох и вскарабкался на плиту. Под нашими ногами дрогнула странная, тёмная магия. Мы с Мэддоксом её ощутили. Люди вокруг тоже.

Но не принц.

Он тихо рассмеялся и встал в центр Камня. Сгорбленный и сломанный, он бросил триумфальный взгляд своим охотникам и поднял корону. Под серым небом золото и драгоценные камни почти не сверкали.

И сказал:

— Для тех, кто сомневался.

Говорил он негромко, но мы все услышали. Затем он надел корону на почти лысую голову, поправил, чтобы не свалилась, и улыбка, что скривила его губы, обожгла мне сердце холодом. Или это было отражение эмоций Мэддокса.

Его торжество продлилось недолго. Из земли вырвались смрад и смерть, набросились на его тело. Его стоны заглушили визги, словно рождённые самой Плитой. Вместо того чтобы петь, как гласили легенды, Камень взывал к ярости, потому что на нём стоял недостойный. Посох покатился прочь с площади, а бархатный плащ обернулся тряпьём.