Я невольно любовалась её платиновыми прядями, так контрастировавшими с золотыми локонами Гвен. Они оттеняли бледность кожи и делали её карие глаза почти ореховыми. Каэли была права. Веледа стала красивее, когда перестала прятаться… как и любой человек.

У неё был тот же тон кожи, что у её настоящей матери и брата.

Я нашла хрустальный столик с графинами.

— Немного придворного разбавленного виски? — предложила я.

Вел сжалась, словно уменьшилась.

— Пожалуйста.

Я разлила бокалы всем и потом молчала рядом с ней, ломая голову, что, к демонам, сказать. Гвен, похоже, тоже была потрясена — она только гладила Вел по спине, уставившись в ковёр.

Я отпила виски.

— Поздравляю с находкой кузницы Гоба.

Веледа наклонилась, ставя пустой бокал на стол.

— Надеюсь, Ойсин её отыщет. И что она принесёт пользу.

— Знаешь… — сказала я как бы между делом. — Я начала подозревать, что с тобой что-то не так, ещё после истории с деарг-ду. Всё не могла понять, зачем вампирам тащить тебя, если в твоих жилах течёт кровь сидхи. Пусть наполовину, но этого должно было хватить, чтобы сопротивляться их гипнозу. А потом была Орна, и она всегда чувствовала в тебе человеческое.

Вел посмотрела на меня краем глаза.

— Но ты поняла, что дело в моих волосах.

Значит, мне не показалось, и дело было не в вине и не в проклятой браслетной магии. Я действительно советовала Вел сменить состав её краски.

— Я была травницей. Варила краски для женщин в Галснене, и запах ореха и чёрной ягоды ни с чем не спутаешь. Но я думала, тебе просто не нравится твой природный цвет. Или ты стесняешься его по какой-то причине.

В сущности, желание Веледы быть брюнеткой вместо блондинки тогда ничуть не насторожило. Но теперь всё встало на свои места: почему она так спешила укрыться от дождя, почему не купалась с нами, почему солнечные лучи выхватывали в её волосах золотые искры.

И когда муйрдрис окатил её в подземелье… Она обратилась к Оберону — несмотря на его отвратительное прошлое, — и тот укрыл её, словно знал, что ей есть что скрывать.

— Оберон знает, да?

— Да. Он один из немногих, кроме Пвиля и Абердина. — Она подняла взгляд на своего приёмного отца. — После обмена с Мэддоксом и гибели друидов они не смогли избавиться от меня. Но и доверить меня случайной семье не могли. Тогда придумали историю о сидхи, погибших от лихорадки, и будто бы нашли меня и спасли. Что, в сущности, было правдой. Спасли.