Я ещё раз внимательно посмотрел на псину, задремавшую после перекуса. Собака и собака. Почему же мне кажется, что я её где-то видел? Кажется, вот, совсем немного, маленький намёк — и вспомню. Ан нет.

— Дядя, посли? — девочка вновь привлекла моё внимание, тормоша задремавшую собаку, бесцеремонными щипками за уши. Мне же ничего не оставалось, как включиться в игру, хоть я и ощущал признаки изрядного переутомления. Глаза слипались, а голова гудела, как колокол на одной из башен Варрагона.

— Хорошо, пойду. Но позволь, дитя, хотя бы имя твоё узнать. Как-то неправильно обращаться к тебе просто «девочка», не так ли?

— Ха! Хитренький… Ладна, — она отпустила собаку, которая немедленно села подле неё, затем аккуратно взяла пальчиками краешки подола платья и, сделав изящный книксен, произнесла чётко и по слогам: «Са-пи-ен-ти». Хихикнула, — можно плосто Сапи! А тебя как звать, дядя?

— Эскул. Можно просто Эс, — в тон малышке ответил я, — вот и ладно. Теперь я готов идти.

— Плекласно! — Сапи развернулась и вприпрыжку припустила по дороге. Собака в два прыжка догнала резвую непоседу. Стоило мне присоединиться к этой парочке, как Боня немедленно вклинилась между мной и Сапи, тихо, но предостерегающе, зарычав.

Идти пришлось совсем недалеко. Впервые дорога, почти не петляя, нырнула под высокие своды пещеры, стены которой почти сплошь покрывал густой светящийся мох. Благодаря ему здесь было гораздо светлее, чем снаружи под уже заходящими лунами.

Сапи продолжала беззаботно шагать, периодически о чём-то спрашивая охраняющую её псину. Я же продолжал ломать голову, с кем на этот раз решило свести меня Ущелье.

Наконец, мы дошли до круглого зала, где по периметру были расставлены масляные светильники, очень похожие на те, что во множестве встречались в коридорах царского дворца Дальсахры.

Собака тихо скрылась в дальнем углу, свернувшись на плетёной лежанке, а Сапи, крепко ухватив меня ладошкой за большой палец, потащила в незаметный отнорок в небольшую полутёмную пещерку. Здесь на небольшом расстоянии друг от друга стояли прелестные колыбельки, искусно вырезанные из цельного дерева. Числом три.

Светильника хватило лишь одного, и его скудного света хватало, чтобы разобрать надписи на резных спинках колыбелек. Fidem, Amate, Spera…

Ох, ё! Неисповедимы пути Богов. Я склонился над колыбельками. В них, в окружении воздушных одеял и подушек посапывали три новорождённые Богини нового мира.

Вот оно как повернулось-то. А народ-то гадает, куда ушли Боги. А они никуда не ушли! Всё просто. Мир переродился не без чужого участия, а вместе с ним снуля стали отсчитывать новую эпоху и покровительницы его. Три Сестры: Вера, Надежда и Любовь. Но почему только они? Подгорный же как был взрослым весёлым гномом, так и остался. Одни вопросы…