Фредерик — и его обнажённая грудь — ждали меня в гостиной, когда я на рассвете выскользнула из его спальни. Он сидел на диване, слегка нахмурившись над газетой.
— Доброе утро, — сказала я.
Он поднял голову, отложил газету и улыбнулся — немного смущённо, что выглядело забавно после того, как мы провели большую часть вчерашнего вечера. Я удивилась, как аккуратно он выглядел, особенно по сравнению с моей, без сомнения, худшей причёской в истории человечества. Вспомнилось, что вскоре после полуночи он вышел из спальни с извинением и больше так и не вернулся ко мне.
— Который час? — спросила я. — Мне к восьми тридцати на работу.
— Чуть больше шести, — ответил он, поднимаясь.
Он подошёл и обнял меня за талию. Или, точнее, за то место, где талия должна была находиться: я была закутана с головы до ног в одну из его мягких красных атласных простыней, и никакой точности анатомии тут быть не могло.
— Этот пододеяльник тебе к лицу.
Я фыркнула:
— Вчера вечером я так и не оделась снова после… ну… — я запнулась и покраснела. — Завернуться в простыню оказалось проще, чем искать, куда ты швырнул моё бельё.
Он тихо хмыкнул и коснулся губами моей щеки.
— Ты божественна.
— Я вовсе нет.
— Надеюсь, ты больше никогда не наденешь ничего другого.
Его поцелуй был целомудренным и нежным. Я положила ладони ему на грудь и подалась ближе, наслаждаясь мягким прикосновением его губ.
— Странно, что ты всё ещё не одет, — заметила я. — Не похоже, что ты спал всю ночь.
Мои пальцы скользнули по рваному шраму чуть ниже его правого соска. Хотелось спросить, откуда он — ещё при жизни или уже после. Но сейчас было не время.
— Впредь я собираюсь проводить как можно больше времени без рубашки, — сказал он.
Я тихо рассмеялась, удивлённая: