Я сжала пальцы правой руки в кулак и ударила по ладони левой руки. Решай, Тина! Или назад, в башню, а дальше в дверь торгового центра, прямиком к обеспеченной и привольной жизни, или…

Я мотнула головой и шагнула на первую ступень вниз. Усталые ноги чуть не подломились, но я сдержалась, а затем я сделала то, что было бы абсолютным безумием в другое время, но что казалось мне единственно правильным в данной ситуации — я просто бросилась бежать вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

Я не боялась упасть с лестницы. Сейчас я ощущала, что мрачное воодушевление наполняет меня. Идти медленно вниз мне было бы гораздо больнее и сложнее, а так сила притяжения сама тянула меня вниз.

Прыжок. Еще прыжок. Мои ноги едва касались ступеней. Вот я сбила ногой оставленную корзинку, она отскочила от стены тумана, чем доказала безопасность моего бега и то, что свалиться в пропасть мне не грозит. Корзинка заскакала за моей спиной по ступенькам. Наверняка все ее содержимое теперь будет разбросано по всей лестнице. Интересно, что будет с катушками ниток? А может, кто-то, кто спустя сотни лет тоже, как и я, будет брести по лестнице в Чемби-толл, их найдет? И поразится своей находке.

Я забиралась в башню не один час, но вниз я сбежала за считанные десятки минут. Выбежала на прежнюю площадку и с трудом попыталась затормозить. Плюхнулась на коленки, в кровь сдирая ладони о шершавый камень плит. Но не придала этому сейчас большого значения, а с замирающим сердцем огляделась. Боясь увидеть, надеясь не увидеть и в глубине души ожидая страшного.

Он полулежал-полусидел, привалившись к каменной стене. Глаза Северина были закрыты, а голова склонилась на грудь. Рыжая прядка закрывала пол-лица, отчего то пряталось в тени. Правая рука была за пазухой, словно дракон держался за сердце, а левую он безвольно уронил на колени.

— Северин… — прошептала я, не в силах встать на враз отказавшие мне ноги, и просто поползла к дракону, приподняв мешающее мне платье.

Он, конечно, не отозвался — разве он мог бы! Я уселась рядом с ним и взяла за руку. Она уже не была обжигающе горячей, но еще не остыла до конца, и я зарыдала.

«Уста твои теплы!» Никогда раньше я так сильно не понимала слов, сказанных Джульеттой. И они поразили меня в самое сердце. Я запрокинула голову и завыла, некрасиво и немузыкально, как могла бы выть самая вульгарная бабка в мире. Но мне было все равно. Я держала Северина за руку и вопила во весь голос, выражая этим свой протест, свое горе, свою боль. Моя боль была больше, чем вся изнанка. Она наполняла собой тень, она нависала полночным небом надо мной, она вставала глухими стенами тумана за моей спиной, она разрывала меня изнутри, и я боялась, что тонкие стенки сердца не выдержат, и оно взорвется в груди, забрызгав все вокруг кровью.