Лив обернулась, и на её губах появилась первая за долгое время искренняя, хоть и чуть натянутая улыбка. Её лицо, до этого застывшее, смягчилось.

— Уже лучше. Работа лечит, знаешь ли. Лучшее лекарство от всего.

— Это точно, — Виктор кивнул, его взгляд скользнул по холсту, на котором Лив работала. — Ты так погружена. Вижу, картина тебя захватила. Чувствуешь её?

— Она удивительна, — Лив провела пальцем по краю рамы, её голос звучал почти благоговейно. — Каждый слой, каждый мазок — это как история, которую нужно прочесть. И не исказить. Как будто художник оставил нам послание сквозь века, и наша задача — не только сохранить его, но и понять.

— Именно! — глаза Виктора загорелись, и он сделал шаг ближе, его энтузиазм был заразителен. — Ты понимаешь. Многие реставраторы просто пытаются «обновить», стереть следы времени. Но ведь время — это тоже часть истории, часть души полотна. Как морщины на лице, они рассказывают о прожитых годах, о радостях и печалях. Стереть их — значит лишить картину её истинной жизни, её подлинности.

Их разговор плавно перетёк от искусства к философии жизни. Они говорили о том, как важно не стирать свои «морщины», свой опыт, даже если он болезненный. О том, что истинная красота — в подлинности, в способности принимать себя со всеми шрамами и историями. Виктор оказался не просто коллегой, а человеком, который видел мир схожим образом. Он говорил о своих поездках, о старых книгах, которые ему удалось спасти, о забытых художниках, чьи имена он возвращал из небытия. В нём не было скрытой угрозы, не было манипуляций Дориана, только искренний интерес и общая страсть к чему-то настоящему, хрупкому. Его присутствие было словно глоток свежего, чистого воздуха после долгого пребывания в душном, наэлектризованном пространстве. Рядом с ним Лив впервые за долгое время почувствовала себя... просто собой. Человеком.

— Слушай, — Виктор чуть смутился, его щеки слегка порозовели, — я тут недавно нашёл одно кафе. Там делают потрясающее фисташковое мороженое. Просто волшебство. Если ты не против, может, пообедаем там? Заодно и план работы по картине обсудим, и просто отвлечёмся.

Лив задумалась. Дориан. Его незримое присутствие, словно тень, постоянно маячащая на периферии сознания. Но затем она посмотрела на Виктора — на его открытое, беззащитное лицо, на его тёплую, располагающую улыбку. И поняла, что ей это нужно как воздух. Ей нужна была эта крупица нормальности, эта простая, искренняя человеческая связь, не отравленная тьмой.

— Уговорил. Потому что я обожаю фисташки, — ответила она, и её голос прозвучал увереннее, чем она ожидала, словно сбросив невидимые оковы. Это было больше, чем согласие на десерт – это было маленькое позволение себе быть обычной, радоваться мелочам, которых так не хватало.