Глава 27.

Лив стояла под ледяными струями душа, пытаясь смыть с себя не только ночной кошмар, но и липкий, проникающий в каждую пору ужас недавних событий. Вода обжигала, выбивая дух, затем сменялась почти обморочным теплом. Она растирала кожу до красноты, словно хотела стереть следы чужого прикосновения, чужой власти, но знала, что это бесполезно. В голове звенело эхо. Эхо его смеха, эхо её собственного безмолвного крика. На полке в ванной сиротливо лежала наполовину опустевшая пачка транквилизаторов – её недавняя, но уже верная спутница. Лив бросила на них взгляд, но вдруг сжала кулаки. Хватит. Она не будет бежать от себя, не будет прятаться за пеленой искусственного спокойствия. Сегодня она попробует дышать иначе.

В зеркале отразилось бледное, но упрямое лицо. Тёмные круги под глазами говорили о бессонной ночи, но взгляд горел новым, незнакомым огнём. Это был огонь отчаяния, смешанный с холодной, почти безумной решимостью. Волосы, ещё влажные, Лив собрала в небрежный пучок. Нанесла минимум макияжа, чтобы скрыть следы усталости, но не спрятать себя. Выбрала строгий, тёмный костюм — словно пыталась создать физический барьер между собой и миром. Сегодняшний день станет проверкой. Проверкой её прочности.

Спустившись в столовую, Лив обнаружила Дориана за привычным местом. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, с чашкой дымящегося кофе в руке. Его профиль был спокоен, как высеченная статуя, идеальный в своём равнодушии. Воздух пах свежестью, неуловимым, чуть горьковатым ароматом дорогого кофе и тем особым, терпким запахом, который всегда сопровождал его, словно тёмная аура.

— Доброе утро, Оливия, — произнёс он, не отрываясь от чашки. Его голос был ровным, без привычных насмешек, но с лёгкой, почти незаметной, игривой ноткой. — Или уже день? Ты выглядишь... на удивление бодро. Мне это нравится.

Лив лишь коротко кивнула, проходя мимо кофейника.

— Не буду, спасибо, — тихо произнесла она, наливая себе стакан ледяной воды. Её руки едва заметно дрожали, но она держала спину прямо. Каждый глоток был как напоминание о её жажде нормальной жизни, о которой она так отчаянно цеплялась.

— Я еду на работу, — сказала она, её голос был ровным, без прежней дрожи, словно отлитый из новой стали.