Дориан медленно поднял взгляд. В его глазах мелькнуло что-то неуловимое — то ли скрытое удивление, то ли едва уловимое одобрение её новой, стальной выдержки.

— Как скажешь, — ответил он, его губы тронула лёгкая, почти незаметная, но хищная усмешка. — Только не забудь, что мой город полон сюрпризов. И не всегда приятных. Но ты же знаешь, я всегда рядом. Не хочу, чтоб ты понимала это, как контроль. Хочу, чтобы всё наладилось, ты ведь тоже этого хочешь?

— Конечно, хочу. И именно поэтому мне нужна передышка.

— Планируешь надышаться лаком чтобы оттянуться? Чего уж не ожидал от тебя, милая, так это токсикомании. — звонкий смех Дориана раскатом пронёсся по кухне.

— Очень смешно, притворимся что я громко рассмеялась, хорошо? — спокойным голосом сказала Лив, но её губы всё равно немного дрогнули в улыбке.

— Ладно, ладно. Сбегай к своим картинам. Буду ждать тебя к ужину. — голос Дориана снова обрёл мягкость и какую-то будничную нотку спокойствия.

Он не упомянул ничего из вчерашнего, ни единым словом не намекнул на её ультиматум. Просто Дориан, его привычные шутки, дерзость и... контроль. Но его молчание о важном давило сильнее любых слов, напоминая о незримой паутине, которой он её окутывает. Лив почувствовала, как по спине пробежал холодок, но новая решимость не позволила ей дрогнуть. Он держит слово, значит нужно ему верить. Пока что.

Лив покинула особняк, оставив за спиной его удушающую, но странно притягательную атмосферу. Каждый шаг на пути к галерее давал ей ощущение свободы, предвкушение чего-то настоящего.

Галерея встретила её спасительным запахом полотен, старой бумаги и тишиной, способной исцелять. Это было её убежище, её мир, где краски и линии подчинялись ей, а не наоборот. Каждый мазок кисти, каждая линия на холсте — всё это возвращало ей ощущение контроля, ощущение себя, вытесняя недавний кошмар. Она работала сосредоточенно, погружаясь в мир красок и текстур, пытаясь заглушить гул мыслей, что метались в голове.

— Ты сегодня рано, — голос Виктора прозвучал мягко, нарушая её сосредоточение. Лив даже не слышала, как он подошёл. Он стоял рядом, высокий, немного неловкий, с рыжими кудрями, которые жили своей жизнью, и глазами цвета летнего неба, в которых играла лёгкая, искренняя улыбка. В руках он держал старинную гравюру, которую рассматривал с почти детским любопытством. — Как себя чувствуешь? Инга говорила, ты приболела.