Войдя внутрь, каджит тихо закрыл дверь. В помещении было не шумно. Кто-то общался, не громко, но и не тихо, кто-то молча пил мёд, но никто из посетителей даже не смеялся. Мало того, лишь немногие обратили на новоприбывшего каджита внимание. Тхингалла это не смутило, даже наоборот. Он прошёл к столу, за которым стояла трактирщица. Женщина, оперевшись локтями о стол, читала какую-то книгу. На подошедшего каджита она посмотрела ни сразу, лишь после того, как Тхингалл сложил лапы на столе, звонко отодвинув стул перед этим и сев на него.

– Добро пожаловать, – отрезано проговорила она, неохотно закрывая книгу. – Что будете заказывать?

– Выпить что-нибудь. Мёда давай, – ответил ей каджит менее приятным тоном.

Трактирщица на некоторое время отошла. Каджит, оперевшись локтем, полубоком развернулся, окинул взглядом зал таверны. Здесь горел большой костёр, тренькал на лютне в самом углу зала бард, что-то напевая себе под нос. Столов было много, занятых лишь половина.

Женщина вернулась скоро. Она налила мёд в большую кружку и подвинула её каджиту. Тхингалл принял её, сделал пару глотков, поставил на стол. Скинув рюкзак, каджит достал найденный у ещё одной разграбленной повозки, на которую наткнулся по пути в город, желтоватый кошель, расплатился за выпивку, накинул на плечи рюкзак, взял бокал и не спеша прошёл по залу, усевшись за один из свободных столов, что стоял в углу зала.

Тхингалл молча сидел, оперевшись мордой о кулак. Его глаза смотрели на дно кружки, что было затоплено густой выпивкой. В голове пробегали мысли, очень много. И все они относились к предстоящей встрече с ярлом города. Он не слышал о здешнем правителе ничего толком, как и о самом городе тоже. Но познакомившись с местным окружением, у каджита нарисовалась картина в голове, такая же унылая, как и сам Фолкрит.

Просидел каджит достаточно долго. Когда его кружка опустела, Тхингалл, сложив лапы на столе, погрузился в себя, перебирая всё то, что он увидел, почувствовал, пережил за эти последние дни. Все его раздумья были направлены на мысли о судьбе его сородичей. Каджит даже не знал, живы ли они и встретится ли он с ними вообще? Возможно, он единственный выживший каджит после побега из их лагеря, а Ахаз’ир со Старейшиной приняли ту же участь, что и остальные, если уже вернулись обратно, встретив в их родном пристанище лишь орду тех ужасных исчадий.

Потом каджит вспомнил слова Довакина. Словно громом среди ясного неба они осенили его. Тхингалл выпрямился, посмотрев на свою уже пустую кружку, каджит и не заметил, как осушил её до дна. Потом встал, поправил свои ножны, свой плащ и медленно вышел из таверны, тихо закрыв за собой дверь.