На тракт, ведущий через водопад, они выехали тогда, когда солнце смогло пробраться сквозь серую стену туч, полноценно освещая небо своими толстыми и золотистыми лучами. Стало немного теплее. Ахаз’ир к этому времени уже сидел в своём седле, не страдая от наступающих приступов сонливости. Осмотрев огромный водопад, каджит окинул взглядом распластавшиеся равнины вдали. Его внимание отвлекло что-то очень огромное и очень противное, что лежало посреди каменистого большака. Старейшина остановил коня, молча осмотрел мёртвую тушу. Ахаз’иру стало немного тошнотворно. Он узнал тело. Огромное тело чудовища, с восемью длинными и худыми лапами и многочисленными закатившимися глазами. Однако туша была обглодана, вокруг неё разбросаны куски шершавой кожи, несъеденное мясо и косточки, просачивались пятна крови на камне дороги.

Ахаз’ир подался вперёд, закрыл рот лапой, еле сдержался. Ему стало уже слишком нехорошо.

– Ну и громадина этакая, по просторам Скайрима некогда путешествовавшая, – сказал Старейшина, с омерзением на морде глядя на тело паучихи. – Удивительна же природа, творящая всё, что окружает нас, делая это с чувством иронии порой. Иронии большой и… Восьмиглазой.

Поехали дальше. Спустились по тракту вниз, выехали к той самой развилке, где некогда Ахаз’ир и Тхингалл повстречались со странным извозчиком. Ахаз’ир не хотел долго задерживаться на этом тракте: чувство, что кто-то пронизывает его душу взглядом, спрятавшись от его глаз где-то, не то за горизонтом окрестных деревьев, не то вовсе по ту сторону этого мира, насаждало на него и утомляло его рассудок. Вскоре всадники отдалились от развилки. Путь пролегал по ведению молодого каджита. Ахаз’ир хорошо помнил дорогу.

К полудню они снова слегка поднимались по тракту. Ахаз’ир учащённо осматривался, пытаясь словно выглядеть что-то. Вскоре это что-то попало ему на глаза, а точнее указательный дорожный знак, за которым сочились сплошные желтоватые кусты.

– Вот, это здесь, – сказал Ахаз’ир, спрыгивая с коня. – Приехали.

Старейшина осмотрелся. Ахаз’ир, вынув меч, пошёл к кустам, начал прорубать себе дорогу через них. Старейшина медленно слез с коня, обоих привязал к столбу с табличкой. Ахаз’ир, видимо, на миг забыл про них или же оказался очень легкомысленным.

Крепко затянув узды, Старейшина медленно пошёл следом за каджитом.

Ахаз’ир уже вышел к берегу. Каменистая почва омывалась широкой рекой, что разрезалась огромными камнями, торчащими со дна. Одинокий, слоняющийся вдоль течения берег был пуст. Не убирая меч, Ахаз’ир осторожно ступал по камням, осматриваясь.