— Нет? — она повторяет мой ответ, как будто не совсем уверена, что расслышала его.

— Да, — говорю я с кивком, высвобождаясь из ее объятий. Ее пальцы ослабевают, опуская. — Я решил, что не люблю тебя. Это твой ответ.

Я поворачиваюсь, чтобы выйти из комнаты в поисках экономки, которая вправила бы мне запястье — я уже чувствую, как кость срастается, и ломать ее снова будет неприятно. Однако как только я подхожу к двери, моя мать что-то говорит у меня за спиной.

— Может быть, ты меня не любишь, — шепчет она. — Может быть, ты не способен на это — в конце концов, ты его сын, и после стольких лет я задаюсь вопросом, могут ли Боги вообще чувствовать любовь. — Я собираюсь ответить, когда она продолжает. — Ты даже не знаешь, что такое любовь, Каликс. Ты родился бессердечным.

Воспоминание исчезает, когда я чувствую, как вода стекает по спине моей туники, заставляя ткань прилипать к коже. Давние слова моей матери звучат у меня в ушах вместе с вопросом Кайры.

Ты любишь меня?

Чего ты хочешь?

Ты родился бессердечным.

— Каликс? — Голос Кайры заставляет меня посмотреть на нее — по-настоящему посмотреть на нее. Когда я рассматриваю ее, я замечаю все детали — части, из которых сложены черты ее лица. Она… прекрасна для меня. Совершенно идеальна, хотя я знаю, что это не так.

Согласно стандартам изучения анатомии, у тех, кто совершенен, равное расстояние между глазами, одинаковый с обеих сторон контур челюсти. Глаза Киеры симметричны, а вот линия челюсти — нет. Её нос слегка наклонён в одну сторону, но это придаёт её лицу эффект постоянного движения, будто она вот-вот повернётся, чтобы посмотреть на тебя.