Шипение слетает с губ Каликса, когда он отстраняется от меня, наши рты размыкаются, заставляя меня пошатнутся. Ливень превратился в моросящий дождь. Капли стекающие по моим щекам и лбу, а также переносицу, гораздо меньше мешают обзору, и я замечаю змею, обвившую талию Каликса, ее клыки вонзились в его бок через тунику.
— Маленький гребаный… — Каликс наклоняется, чтобы оторвать от себя существо, но я останавливаю его движением руки. Что-то в этой змее заставляет меня нахмуриться, когда она, не мигая, смотрит на нас двоих.
— Не надо, — предупреждаю я. Каликс замирает, когда я протягиваю руку, и змея убирает свои клыки от Каликса. Как только это происходит, Каликс наклоняется и приподнимает свою тунику. Я игнорирую впадины мышц под ними и вместо этого сосредотачиваюсь на двух кровоточащих отверстиях, но не вижу быстрого свертывания крови. Никакого яда.
Каликс бросает на змею мрачный взгляд, позволяя ткани своей рубашки упасть обратно. Змея скользит вперед, покусывая кончики моих пальцев, пока ее хвост дергается взад-вперед. — Она… расстроена, — бормочу я. Хотя связь, которую я установила с Каликсом в имитации Пограничных Земель, исчезла, мне не нужна она, чтобы почувствовать страх существа.
Почти сразу же, как я осознаю и этот факт, из глубины темноты за мостом появляется тень поменьше, быстро несущаяся вперед. Ара. Я убираю руку от змеи и переворачиваю ладонь, чтобы дать ей возможность взобраться на нее. Она направляется прямиком ко мне, ее пушистые лапки быстро постукивают друг о друга, пока она практически не запрыгивает мне на ладонь, используя ее как трамплин для прыжка вверх по моей руке.
Паучьи клыки впиваются в мою кожу, и я вздрагиваю, прежде чем быстро протянуть руку и высвободить ее. — Не нужно кусаться, — говорю я ей. — Я знаю, что что-то не так. Что случилось?
Образы врезаются в мой разум, и, ахнув, я вскакиваю на ноги так быстро, что чуть не спотыкаюсь прямо о край стены, ведущей к утесам внизу. Каликс ловит меня прежде, чем это может произойти, и хмурится, в его тоне слышится низкое рычание. — В чем дело?
В моей голове проносится так много вспышек, и все они, кажется, сталкиваются друг с другом, рассказывая историю, но неясно. Тела, грохочущие по каменной земле. Разорванная плоть. Торчащая кость.
Прижавшись к моему плечу, Аранея кружит и кружит, оживленно болтая, как будто она действительно может говорить. Потребность общаться настолько порочна даже в таком маленьком существе, у которого нет голоса, что это становится способностью, превосходящей отчаяние.