Многие думают: то, как ты встречаешь смерть, говорит что-то о том, как ты прожил эту жизнь. Но это нелепость. Нет человека, кого не испугал бы костер. Пламя – это конец. Осужденный так бился, что стражам и палачу пришлось поднапрячься, чтобы связать его. Когда веревка стянула запястья, а палач поднес факел к сырому дереву, он принялся выкрикивать ее имя: «Диса!» Ни у кого другого это имя не звучало так ласково, как у него. Только рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. Никто другой не обнимал ее так, как он. Никто другой не понимал ее, как он. Он был рядом в самые темные времена ее жизни…
А потом сделал глупость и теперь расплачивался за нее.
В момент, когда огонь занялся, стена наблюдателей заслонила от нее костер. Казнимый уже не выкрикивал ее имя, а вопил на одной животной ноте, в которой человеческого оставалось все меньше. Она успела опоить его так, чтобы он не чувствовал боли, но смерть – это не только боль. Когда мертвецы поют, их песни повергают в ужас живых обещанием того, что однажды так петь будет каждый.
Едкий дым дохнул ей в лицо, продрался до горла.
Магнус, стоявший сзади, сжал ее руку.
– Идем, – сказал он. – Эйрик нас ждет.
* * *
Еще накануне ночью никто не знал, сработает ли их план. Диса, растерянная, безумная, покинула зал суда и шла вдоль ущелья, не разбирая дороги, пока не вышла к озеру Полей Тинга. Оно сверкало такой невыносимой синевой, что глазам было больно. В лазурной дымке изгибались на противоположном берегу напряженные спины гор в белых прожилках. Берег порос редкими тонкими березами, среди которых затесалась единственная рябина.
Еще накануне ночью никто не знал,Рябиновое дерево прорастает на могиле безвинно убиенного…
Спотыкаясь о камни, наступая на собственную юбку, Диса спустилась к воде. Небольшие вулканические островки, выглядывавшие из воды, точно наблюдали за ней. Сил больше не было. Надежда покинула ее, осталась в сыром зале суда, где Эйрику выносили приговор. Что ж, пусть побудет с ним – ему нужнее. Хотя какая может быть надежда, когда наутро тебя сожгут?
Диса села на камни. Она не знала, сколько времени провела в оцепенении, глядя на игру света на воде. Не заметила даже, как кто-то пришел и опустился на землю рядом с ней. Вокруг собирались люди – приходили и устраивались вблизи, не тревожа ее горя. Боуги, Магнус, Лауга… Все те, кто знали Эйрика задолго до того, как его узнала она, которые видели его еще мальчишкой и едва возмужавшим юношей.
Ей вдруг стало как-то по-хорошему тепло от того, что одиночество, в которое она погружалась все глубже и глубже, оказалось обманчивым. Приятно было думать, что не одна она стояла в сумерках судебного зала, не у нее одной сжималось сердце и стискивались кулаки. Друзья Эйрика тоже были рядом с ним. А значит, они заслуживают прощения.