– А если я не хочу, Диса? Не хочу в этом участвовать?

– Тогда умрет Эйрик. Тебе придется выбирать.

Диса наверняка ненавидела себя за эти слова. Ребенок не должен выбирать, кому жить, а кому умереть. На детей, будь они хоть сто раз похожи на взрослых, нельзя взваливать ответственность за чужую судьбу. Сестра придвинулась ближе и, обхватив худые плечи Арни, прижала его к себе, уткнулась носом в макушку. От нее пахло потом и усталостью, а еще надеждой.

– Преврати Бьёрна в Эйрика и ступай к Сольвейг. Найдешь ее палатку? Дальше мы сами.

Арни волновался, руки его тряслись, а нужные слова не сразу приходили на ум. Дома он играючи создавал мороки, которые могли обмануть даже Эйрика, но теперь ничего не выходило. Он старался не смотреть на лицо Бьёрна, не думать о том, сколько крови засохло у него на лбу. Он никогда не любил старшего брата, а тот не любил его – странного, калечного, привязанного к одной лишь Дисе. Но Арни все равно не желал ему смерти.

Прошло немало времени, прежде чем лицо Бьёрна обрело черты Эйрика, и от этого стало еще горше. Диса попросила также позаботиться об одежде – описала брату, как ее муж был одет на суде. Арни постарался повторить все до ниточки.

Когда он покинул церковь, то еще долго стоял у ворот и старался дышать ровно. Воздуха не хватало. На горизонте слабо светлело небо.

* * *

Утро перед твоей собственной казнью наступает на удивление быстро. Эйрик долго размышлял, чем заняться накануне самого важного события в своей жизни, но не смог ничего придумать. Разве что молиться: за Дису, за маленького Арни, за младшего брата и старую матушку, которая оставалась в счастливом неведении. Он и молился, но не находил Бога в своих словах. «Ничего, – рассудил Эйрик. – Даже если я не найду Его сейчас, мы уже совсем скоро свидимся».

Он сумел уговорить одного из стражников немного отодвинуть полог палатки, чтобы видеть, как светлеет вдали небо. Утренняя свежесть, ополоснувшая лицо, пахла упоительно: влажным мхом и прелой землей, первой росой на траве и клейкими березовыми листочками, холодными неприступными скалами. А еще где-то в воздухе витал аромат его жены – того теплого места под шеей, куда он так любил прижиматься губами, когда просыпался. Что ж, настала пора ей просыпаться одной. Он всегда втайне надеялся, что умрет первым и ему не придется пережить Дису. Теперь это желание казалось эгоистичным и жестоким. Когда-то он поделился им с женой, и та ответила: «Я тоже хочу, чтобы ты умер первый. Я на десять лет моложе тебя и хочу жить долго».