В первую секунду на него обрушилась приятная прохладная тишина церкви. Не его церкви, но все же дома Божьего. Здание не очень берегли: в крыше он заметил дыры, а на некоторых скамьях ножом были вырезаны надписи. Алтарная картина и вовсе висела грязной тряпкой. Впрочем, не это привлекло внимание Эйрика.

Его собственный двойник сидел на скамье перед алтарем, вертя головой и глупо озираясь. Одежда на нем была грязная и в пятнах крови – точно такая же, как на самом Эйрике.

– А ты какого черта тут делаешь? – возмутился двойник. Придя в себя, он вскочил с лавки и начал пятиться к выходу. Все еще растерянный и оглушенный, он крутился и тряс головой.

Преподобный не успел ничего ответить. Из сумрака выступили три фигуры: те самые люди, кого он больше всего жаждал увидеть перед смертью. Магнус и Боуги выглядели так, точно искупались в пыли. А жена… Он был уверен, что она наградит его оплеухой, но все равно развел руки в стороны, и Диса влетела в его объятия с такой силой, что преподобный покачнулся и едва устоял. Она сжала его так крепко, что ребра готовы были захрустеть, а он склонился к ее макушке и вдыхал, вдыхал знакомый запах.

– Тебя не должно здесь быть! – закричал поддельный «Эйрик», отступая все дальше. – Тебя должны казнить!

– Меня…

– Держите его. – Диса сказала это так тихо, что ее могли услышать только Эйрик и Боуги с Магнусом, стоявшие прямо у него за спиной. Только когда руки друзей сомкнулись у него на запястьях, преподобный опомнился и понял, что они собираются сделать.

– Если ты закричишь, – шепнула Диса, сцепив свои руки, как железный обруч, вокруг его тела, – нас сожгут вместе с тобой. Ты убьешь троих. Ты убьешь меня.

Нет, нет, нет… Так нельзя! Нельзя менять одну смерть на другую! Этот грех уже не смыть, не искупить, он будет вечно преследовать всех троих! «Что ты выберешь, Эйрик? Предпочитаешь видеть свою жену убийцей или убитой?» – он знал этот голос в своей голове, который подзуживал, соблазнял, заискивал, который он принимал за «Серую кожу», с которым боролся. Но гримуара здесь не было. Значит, что же – это его собственный голос?

«Никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей…»

Он смотрел Дисе в лицо, разом постаревшее и уставшее. «Я не могу», – понял он, убирая прядь волос ей за ухо, и эта мысль была такой отчетливой, что он сам удивился, как мог сомневаться. Если бы потребовалось, Эйрик сжег бы ведь Тингведлир, подпалил все до единой палатки и смотрел, как люди в ужасе мечутся по полю и кувыркаются по земле, пытаясь стряхнуть с себя пламя. Будь это условием, при котором Диса останется жива, пастор не пожалел бы ни честного судью, ни его дочь, ни тихого Сёрена, который находился все это время подле него. Пора было наконец выбрать семью.