Я не помню, как протекали те первые дни. Мимо меня проходили люди — бесконечные, одетые в чёрное, перешёптывающиеся, кивающие, с цветами, со взглядами. Кто-то пытался меня обнять, кто-то осуждающе вздыхал. Помню, как однажды утром я застыла у окна и только спустя, когда мимо прошли шесть человек в траурных повязках, поняла, что стояла там, не двигаясь, больше часа.

Особняк Элдорн был украшен в соответствии с высочайшими стандартами траура. Все зеркала, стеклянные и блестящие поверхности были задёрнуты чёрной тканью. Шторы опущены. Даже люстры потускнели — свечи в них были заменены на воск холодного серого цвета. Часы на всех этажах остановили в час его смерти. Дом погрузился в церемониальную скорбь, которая делала даже тиканье шагов чем-то неуместным.

Катафалк остановился у ворот на третий день. Слуги выстроились в два ряда, стоя с факелами. Из городского суда прибыли представители тайной канцелярии и управления лордов. Длинный чёрный гроб, украшенный серебряными гвоздями и родовым гербом, внесли в зал. Там, в библиотеке, его выставили для публичного прощания. Комната, где когда-то звучал его голос, стала усыпальницей.

Поток гостей был нескончаем. Его коллеги по политике, дипломаты, юристы, научные деятели, магистры университетов, даже враги — все приходили. Герцог лично распорядился об организации, и, как всегда, всё происходило безупречно. Был напечатан официальный некролог, опубликованный в утреннем выпуске Эвервудская Газета и Хроники города: « Скончался Его Милость Лорд Николас Сеймур, граф Элдермур, советник герцога, дипломат, государственный реформатор, основатель Северальского общества стратегического развития, кавалер ордена Белой Розы ». Я держала этот текст в руках, но в глазах стояла одна только строка: Скончался .

Он был не только моим мужем. Он был эпохой.

На пятый день тело лорда Сеймура было перевезено в палату лордов. Публичное прощание длилось с рассвета до заката. Толпы людей проходили мимо постамента, где лежал он — всё тот же, но теперь мёртвый. Я стояла рядом — как символ, как вдова, как маска благородной печали. Внутри всё было сухо. Слёз не было. Ни на одну из сотен рук, пожимавших мои пальцы, я не ответила. Леди Агата крепко держала меня под локоть. Генри стоял чуть поодаль, наблюдая за всем с видом, в котором проступала сдержанная ярость.