Светлый фон

Он поднял голову и прислонил ее ко мне.

– Ваше величество, – услышала я его тихий голос, и в каждом слове таилась неизмеримая важность, потому что они казались огромными, как Алсьяна-Дэра. Заклятье было снято – воистину и взаправду. И Истинная королева позволила Аларику, Повелителю дэмов, признать ее своей повелительницей.

Мы сделали это. Мы вместе сделали это и вернули Алсьяна-Дэра домой. Под защиту Матери Лиаскай, хотя и не так, как когда-то планировали.

– Ваше величество, пожалуйста, разрешите мне доставить Лэйру домой.

Он еще крепче обнял меня, и я снова падала глубже и глубже, словно могла утонуть в его коже, погрузиться в его тело, в самое сердце.

Домой. Это звучало как мечта, о которой я не осмеливалась думать.

– Конечно, – произнесла Королева. Я услышала эмоции, неподходящие для ее детского голоса. Гордость и забота звучали в нем, и я вдруг ощутила запах утренней росы на молодой траве. Это было приятное чувство – знать, что она на моей стороне. – Но двигайтесь с осторожностью. Перенести свою землю под власть Лиаскай – это дорого вам обошлось. Вам и всем другим королевствам. Не все их жители поблагодарят вас за это, потому что все что-то потеряли.

– Что же? – слабо спросила я.

Королева вздохнула:

– Не меньше вечности.

– Не задумывайся, – заверил меня Аларик. – Ни один бессмертный не может править страной Лиаскай. А как может смертный править бессмертными? Они будут стареть, люди и дэмы Алсьяна-Дэра. И умирать, когда придет их время.

Горечь в его голосе не сочеталась со светом в его глазах. Это была хорошая новость, что дэмы тоже перестали быть бессмертными. Тот, кто может умереть, свободен. Они больше не будут скитаться по его Царству без души, а смогут однажды вернуться к Матери Лиаскай.

Но это означало, что и Алсьяна-Дэра не будет существовать вечно. Потому что ни дэмы, ни помилованные люди не могли произвести потомство.

– Это конец для Алсьяна-Дэра.

Не сегодня и не завтра, но когда-нибудь.

Аларик кивнул:

– Конец, да. Но хороший конец.

– Поблагодари Королеву.

Мой голос был едва ли громче шепота, потому что говорить было еще сложно.

Раздался звонкий смех.