– Вот это правильный настрой! – одобрительно произнес он. – Именно с таким суицидальным настроем и надо идти в последний бой. Ты еще, для усиления эффекта, думай о чем-нибудь плохом. Тебе же есть о чем плохом подумать?

У Владика было. Притом столько, что хоть взаймы раздавай. О чем бы он ни думал, все было плохо.

– Если нет желания жить, то и умирать не страшно, – заметил Цент. – Логично ведь?

– Да, – всхлипнул Владик.

– Ну, вот и молодец. И давай уже, не затягивай с этим.

Они выбрались из здания, и оба застыли, пораженные непривычной тишиной, повисшей над городом. Здесь все время стоял шум грандиозной стройки, повсюду сновали люди, проносилась техника, что-то взрывалось, что-то рушилось, тут и там к небу поднимались клубы пыли. И вдруг вся эта безумная деятельность прекратилась.

Центу сразу подумалось, что это затишье не к добру.

– Что-то грядет, – проворчал он, нервно тиская рукоять секиры. – Нужно спешить.

Они побежали в сторону гигантского сооружения, что возводили порабощенные богинями люди. Цент был уверен, что злобных потусторонних баб следует искать именно там.

Они миновали несколько дворов, перелезли через гаражи, форсировали какой-то ров, с проложенными по дну трубами, и оказались на краю гигантской строительной площадки. Прежде здесь стояли дома, были проложены улицы, высажены деревья. Теперь это место превратилось в голое безжизненное поле, засыпанное щебнем. Здесь стояла техника, были складированы строительные материалы, вроде пучков арматуры, бетонных плит и блоков. Справа от них возвышалась огромная гора песка.

– Где все люди? – пропищал Владик, оглядываясь по сторонам.

Цент грубо толкнул его в спину, побуждая идти вперед, и проворчал:

– Шевелись, очкарик! Если твои подруги выпустят на волю мать их, нам мало не покажется.

Они оба уже приготовились перейти на бег, как вдруг из-за ближайшего бульдозера неспешной походкой вышла Погибель. На свирепом лице богини играла многообещающая улыбочка.

Владик, увидев богиню, резко возлюбил жизнь. Только что казалось, что готов встретить смерть с потрясающим равнодушием, ибо осознал всю тщетность бытия и неизбежность дальнейших страданий, но стоило в воздухе запахнуть реальной опасностью, как коленки затряслись, живот прихватило, а глаза сами стали искать норку, в которую можно было бы забиться, подобно крошечной мышки.

– Ну, как же так, Владик? – не переставая улыбаться, спросила Погибель. – Мы были так добры к тебе, даровали тебе жизнь, наше благословение, обещали щедрую награду за службу. А ты предал нас. И ради кого? Ради человека, который только и делал, что издевался над тобой.