Спасло то, в каком состоянии были атакующие. Усталость и уныние измучили их не меньше, чем северян. К тому же, прибавился и страх. Лучшие отряды Бэкфилда давно были развеяны. От батальона алой гвардии осталось меньше роты; батальон Надежды разбился в лохмотья за два первых штурма; городская полиция потеряла треть и теперь старалась держаться в стороне от войны. Бэкфилд бросал в бой все, что находил: куски личной стражи дворян, что соглашались ему помочь; наемничьи отряды из проходимцев и бандитов; ополчение из городских нищих; штрафные роты дезертиров, что прежде бежали из Южного Пути. Многочисленный мусор. Хорьки, а не воины… Стая таких вот зверьков ворвалась во дворец. Они имели шансы на победу, но когда кайры взялись за них — дрогнули и бросились бежать назад к стене, к лестницам, на лед… Лучники Джона Соколика проводили их стрелами. Однако дюжина кайров отправилась на Звезду. Дюжина сегодня, дюжина вчера, дюжина завтра… Войско таяло. Медленно, но неуклонно. С тою же скоростью, с какой таяли силы Эрвина.

— Ориджин, помнишь меня? Я — майор Бэкфилд, Красный Серп. Летом был капитаном, сейчас — майор, а с тобой стану полковником. Два чина за год — неплохо, правда? Сдашься живым или сдохнешь — мне без разницы. Полковничьи нашивки все равно будут мои. А тебе, поди, разница есть. Сдавайся, Ориджин. Пощади себя и своих людей!

Бэкфилд делал все, чтобы измотать северян. Он не имел ни хороших бойцов, ни таланта полководца, однако упорства ему было не занимать. На рассвете, в сумерках, среди ночи, в полдень — в разное время каждого дня на дворец сыпались сюрпризы. Внезапные атаки. Зажигательные снаряды. Лазутчики. Обходные маневры. Камни. Гнилье с неба… Каждый день, каждые пару часов кто-нибудь умирал. Эрвин привел с собою шестьсот человек. Сейчас боеспособными остались едва ли триста. И только трое живых офицеров: Деймон Ориджин, Сорок Два и Джон Соколик.

От усталости все время хочешь опереться. На стену, столешницу, собственный меч, чье-то плечо. На кого-то, кто старше, крепче, опытней, мудрее. Кто точно знает, пока ты сомневаешься. Кто обложит тебя последними словами, если заикнешься о поражении. Кто влепит тебе по роже, если вздумаешь трусить. На кого-то, кто выше тебя.

Эрвин видел своих солдат, и, если хватало сил на чувства, он чувствовал зависть. Во-первых, они сильней и выносливей его. Во-вторых, что важнее, у них есть он: лорд, полководец, внук святой Праматери, живое знамя. У него же не было никого. Когда искал опоры, ладонь проваливалась в пустоту.

Окажись тут отец, послал бы Эрвина на стену: дерись, выполняй приказ, не думай. Каким бы счастьем было — не думать!