От последней идеи Кортэ пришел в наилучшее настроение, рассмеялся, хлопнул себя ладонями по бокам и отвернулся от зеркала, уже не испытывая к отражению ни отвращения, ни даже горького раздражения.

– Лев, – подтвердила Аше, заглядывая в лицо снизу вверх.

– Сними побрякушки, – посоветовал сын тумана, помогая избавиться от браслетов. – Ведь вижу, не по сердцу они тебе. Идем, куплю острое копье. Что еще важно для женщины маари?

– Гребень из кости, весь с узором, – осторожно попросила Аше. – Большую ярко крашенную ткань, теплую и мягкую. Длинный нож. – Она смутилась и погладила по руке, выпрашивая самое заветное. – И соль. Много, хорошо даже – вот столько. Вкусно.

Сын тумана расхохотался, глядя в скупо сведенную щепотью ладошку. Поцеловал смуглое запястье, окончательно теряя интерес к груде украшений. Сел на мраморный пол, солидно пообещал добыть все, что требуется.

Солнце быстро взбиралось по круче небесной горы, розово-золотое полотнище рассветного ковра отползало к окну, выгорало и обесцвечивалось. День готовился отпихнуть ленивое утро в тень и одним движением стряхнуть с небосвода случайные клочки тумана, до прихода большой жары вздумавшие поиграть в облака.

– Аше, давай вернемся к важному. Можно спасти Виона? Второго нэрриха… Черт, все слова не те. Сына ветра – младшего, вот так верно, да?

– Не знаю, – упрямо отвернулась к окну женщина. – Совсем не знаю!

– Поживи в городе хоть год, а потом ври, вдруг да научишься, – посочувствовал Кортэ. – Я понял. Можно, но трудно. Время у нас есть или надо спешить?

– Апу сказал: лечи этого. О кричал и был очень злой, слабые хуже сильных, – пожаловалась Аше, тронула кончиками пальцев щеку.

– Стукнул?

– Сказал, я вещь, – надулась Аше. – Потом сказал: лечи старшего. Долг. Знал, что сказать… Старшего – долг, он прав. Такие, – Аше раскрыла ладони вправо и влево, затем повернулась и повторила жест, определив последовательно и точно все четыре стороны света, – могут спасти младших.

– Да, Абу умеет врать, как никто иной, – кивнул Кортэ, впадая в задумчивость. Раскрыл ладонь, подставил родному ветру, и тот отозвался, явился гладить кудри Аше. – Вот мой ветер, ящерка. Он северо-западный. А вот тот, западный – ветер Виона. Значит, он старший по вашему счету? Абу знал…

Женщина медленно села, испуганно глянула на сына тумана, глаза её были широко распахнуты и бездонно темны. Аше с трудом отвернулась к ветру, подставляя лицо и шепча торопливо, монотонно, глотая окончания слов и задыхаясь, когда воздух в легких заканчивался. Она судорожно кашляла, как утопающий – и снова шептала на выдохе, слепо глядя на северо-запад и не замечая ничего вокруг. Кортэ порылся на кровати, выбрал самую плотную ткань и укутал Аше с головы до пят, не мешая страдать, раскачиваться и всхлипывать.