– Мир прекрасен в каждый свой миг, и надо быть воистину человеком, слабым и грешным, чтобы искать в нем несовершенства, втайне полагая себя, только себя одного, достойным несравненности, – Тэо без спешки выговаривал сложно сплетенные мысли, едва ли внятные морякам, но выслушиваемые всеми с неизменным вниманием. – Мир совершенен в сиянии полудня и мраке безлунной ночи, нет в нем отчаяния и нет безнадежности, нет бесцветности и пустоты. Сам мир – это величайшее чудо божье. Вдохни его, прикоснись, зачерпни от щедрот его – и утоли жажду.

– Вчера нахлебался, – едва слышно просипел Эспада и попробовал отвернуться, но слабость помешала, и он снова застонал, окончательно невнятно.

– Два слова подряд, – восхитилась Зоэ, двигаясь ближе и ставя на палубу кувшин с разбавленным вином. – Ему лучше.

– Он так не думает, – предположил исповедник и уцелевшей рукой подвинул кувшин к себе. – Увы мне, сей грешник упрямее меня. Первый раз встречаю подобное. Прежде я неизменно добивался искренней исповеди, разверзающей душу сперва болью, но затем и разрешением от бремени тьмы, ереси и непокоя.

– Давай я буду каяться за него, – предложила Зоэ на редкость серьезно, складывая руки на коленях и усаживаясь прямо. – Я-то знаю его.

Эспада плотнее прикрыл глаза, скрипнув зубами.

Очнулся он впервые на пятый день плаванья, несколько мгновений почти осмысленно глядел в потолок каюты – и снова провалился в небытие, чтобы лишь вчера второй раз вынырнуть из бездны, в разгар шторма, когда «вынырнуть» – было не сравнением, а жутью реальности.

Тесная каюта ворочалась и трещала всеми стенами, по щелям сочилась пена, мелкая вода темными змеями струй шевелилась на полу, то и дело заливая стены и норовя взметнуться до потолка, настоящее назначение которого – быть сверху – доказывал лишь крюк посредине, для подвешивания лампы. Зоэ мрачно и тупо исполняла свою работу – вытирала пот со лба раненого и давала ему пить по первой просьбе. Сил удивляться не было, даже страха, сжавшего сердце в первый день шторма, не осталось. Да, каюта напоминала ловушку, а бешеный шторм – злодея, возжелавшего получить выкуп. Однажды ему бросили живой еще подарок – наглухо законопаченную бочку, замкнувшую Зоэ в ледяной темнице отчаяния. И злодей, кажется, не забыл ничего, явился снова, готовый сцапать корабль целиком, чтобы смять и уничтожить. Отчего-то шторм не казался врагом. Может, из-за Ноттэ? Он – сын ветра, в нем было все, что составляет ветер… способный беззаботно играть с мотыльком – и крошить в щепки, смешивать с грязью и слизывать без следа целые прибрежные города. Всякая сила многолика. Кортэ тоже умеет быть милым, но он же пьяный или разъяренный – страшен! И Ноттэ – не зря премудрая королева опасалась расстраивать его…