– Под пологом дивных ресниц… волнуется мира дыханье, – едва слышным шепотом выдохнул нэрриха. – Испивший хоть раз этот яд… вовек не избудет страданья… Аше!

Абу едва не споткнулся, дернулся вперед и виновато повел руками, пойманный Оллэ за шиворот. Сам сын шторма ничего нового для себя в происходящем не обнаружил – и потому принял сказанное спокойно. В окне мелькнула тень, и пылкий поклонник, воодушевленный дыханием, для него понятным, как лицо или запах кожи, затоптался под окном, сунул за пояс стебельки нескольких цветков – и стал ощупывать старый узловатый стебель виноградника, пришептывая похвалы красоте и обещания верности еле слышно и уже без рифмы.

– Да, я твой раб, у тебя есть право требовать всего, чего угодно, так потребуй, я исполню с величайшим рвением! Кто знает, скоро ли он вернётся, а я прямо теперь тут, рядом. Ты молода, он поймет. Ты не создана для одиночества, о Аше…

– Х-гм, – звучно прокашлялась королева, старательно и неподвижно молчавшая до сих пор, укутанная плотной тканью так, что для неопытного нэрриха её дыхание осталось тайной. – Вот скотина! Лезет в одно и то же окно что в сознании, что без оного. Правильно Бертран говорил: оттяпать лишнее… Хотя лишнее у дурака – не башка, не-ет… Он сейчас, как и в прочее время, не башкой думает.

– Ваше величество? – поразился нэрриха. Руки ослабли и отцепились от винограда, Вион с изрядной высоты рухнул на спину, неловко и болезненно.

– Моё, бес тебе в ребро… – хмыкнула королева, скинула ткань с головы и прошла к окну. Перегнулась в сад, добавила громко и весело: – Аше! Я желаю получить полный кувшин воды из источника святого Аввы. Обеспечь.

Серебряный кувшин полетел вниз прицельно, брошенный не королевой, а её охранницей – и клюнул ухажера в темечко. Тот страдальчески охнул. В окне захихикали на два голоса, вполне довольные чисто женской местью.

– Вы идти куда сказала женщина вождь, – важно велела Аше на наречии Эндэры. – Вы быстро бежать, совсем быстро! Воду нести. Нога тут, нога там.

– Во-во, чтоб он лопнул, – продолжала развлекаться королева, разжигая лампаду. – Трутень недодавленный! Лезет и лезет за медом в одно и то же окно.

Вион сердито засопел, но приказа маари преодолеть не смог и хмуро поплелся прочь, сжимая кувшин, проклиная упрямую жену упрямого Кортэ, вездесущую королеву, лезущую в чужие дела – и свой несчастный рабский удел. До источника святой воды, как помнил Оллэ, от западных ворот города вела узкая натоптанная тропка – бродом через реку, в скалы, затем болотом и глухими лощинами. Пятнадцать лиг… Пройти путь полагалось обязательно пешком и босиком, желательно без отдыха, иначе, утверждали служители Башни, вода теряла целебную силу.