– Нэрриха, – сквозь зубы шепнула Изабелла, не сомневаясь в догадке.

– Взрослый, сильный, – откликнулась Аше, золотой огонек её пульса бился быстро и перемещался по кругу, наполняя сиянием его внутренний контур. Голоса маари королева вроде и не слышала, но слова возникали в сознании, узнавались. – Чужой. Еще чуть! Надо еще чуть…

Изабелла прикусила язык, сглотнула соленую слюну, наконец-то обретая холодную уверенность самообладания, пусть и созданную не надеждой, но лишь отчаянием. Нэрриха подкрался слишком близко. Маари не успевала замкнуть круг, знала это – и продолжала свое дело без ошибок, паники или излишней поспешности.

– Приветствую тебя, о сын шепчущего песка, – слова Абу, сказанные им далеко, вне шатра, тоже проникли в сознание помимо слуха. Голос казался обычным для посла Алькема, в тоне несколько нарочито проступала радость и притом звучание оставалось ровным, без намека на замешательство. – Мы не пили вина за общим столом и не слушали пения свирели долгих пять лет, если память моя крепка.

– Память крепка, – насмешливо прошелестел незнакомый голос, сухой и чуть скрипучий, приближающийся с каждым звуком. – Но помолчи, мне недосуг вспоминать прошлое. Я теперь верую в Башню, я узрел свет и познал истину. Ползи прочь, жалкий самовлюбленный червь-еретик. Ползи и тщетно надейся выжить.

– О, тебе до сих пор сладка и желанна тайна моей живучести, – гордо отметил Абу. – Эо, сын штиля, был старше тебя на круг, но я оказался свидетелем его гибели. Я выжил, он – сгинул. Я, смертный червь-еретик, узрел гибель величайшего бессмертия.

– Он… пощадил тебя? Эо? – в голосе несмазанной петлей скрипнул интерес, приоткрывая дверь неутолимого любопытства. Нэрриха, как многие до него, попался на уловку посла, даже сознавая, что Абу тянет время – и допуская эту игру, и надеясь на свою силу, способную проломить любую оборону, сколько её ни готовь. – Говори, и ты, возможно, еще немного поживешь. Кто убил его?

– Ноттэ.

– Ты вдруг стал немногословен, – отметил ядовитый голос.

Серебро крови более не приближалось к защитному кругу. Изабелла щурилась, смаргивала слезы, плохо сознавая себя. Она терла глаза, хотя видела не глазами, а дарованным Аше неведомым способом. Она не сомневалась, что нэрриха, этот серебряный узор на бархате реальности, замер рядом с Абу и отдался своему любопытству: ему можно и не спешить, так и так он непобедим… Он успеет убить тех, кого велит найм, путь даже чуть позже.

Нэрриха сиял ярко. Рядом с ним Абу казался багряно-тусклым и маленьким.

– Я желаю знать правду, – вкрадчиво сообщил нэрриха. – Я даже подарю тебе жизнь, как подарил он. Пока что ты солгал. Глупо солгал! Ноттэ не мог убить Эо. Сын штиля был гораздо сильнее, я знаю. Я слабее Эо, а ведь Ноттэ проиграл бы мне.