Снова Джил вынырнула из небытия. Шагнула близко к Джону, словно в тумане, вытянула руки, нашла его плечи, обхватила, наклонила голову и проговорила:
— Видит мышь, и сова, и болотная змея. Кот, и кошка, и ты немножко.
И всё снова стало как прежде. Морок исчез, Джил была рядом, живая и настоящая — пожалуй, даже слишком настоящая. Джон вдруг обнаружил, что держит ладони на её талии. Русалка выскользнула из объятий, пошла в прихожую. Крикнула, надевая длиннополый черный редингот:
— Давай, сейчас к тебе. Возьмёшь, что надо, и на место поедем.
Кот вякнул. Раздражённо поведя хвостом, он напружинился, метнул длинное тело на подоконник и там развалился, чтобы как следует вылизать брюхо.
На улице кэбмен долго смотрел на них, как на пустое место, силясь понять, откуда взялись перед его каретой двое людей, чего они хотят и почему так сердятся. Отъехав, он всё время сворачивал не туда — забывал, что везёт клиентов. Приходилось колотить в стенку и кричать. Один раз кэб вдруг остановился, а в открывшуюся дверь полезла толстуха в пышном платье и с зонтиком — кучер хотел взять пассажира, забыв о том, что уже везёт двоих. Джил засмеялась. Толстуха, внезапно для себя заметив попутчиков, взвизгнула, вывалилась из коляски и с треском захлопнула дверь. Кучер покатил дальше, пропустил, разумеется, Джонов адрес, а, когда сыщики вышли, рванул с места, не взяв плату — между прочим, три с полтиной форина.
— Потеха, — задумчиво проговорил Репейник, глядя вслед уходящему кэбу. — И часто ты так?
Они стояли на набережной Линни. Дождь кончился, из-за туч выглянуло невесёлое солнце, и река чешуйчато блестела, подёргиваясь от ветерка мелкой рябью.
Джил пожала плечами:
— Моя воля — каждый день бы так ходила. Но нельзя.
Они стали подниматься к Джону.
— Почему нельзя?
Джил шла по лестнице, ведя рукой по стене.
— Чары силу тянут. Ослабею, болеть начну.
— Вон оно что.
— Да не бойся, — засмеялась Джил, — через полчаса кончится. На целый день — всю ветку сжевать надо.
— Целый день! — до Джона вдруг дошло. — Так вот как ты к этим упырям в квартиры забиралась. Невидимкой-то легко домушничать, небось?
— Догадливый ты, Джонни…
Любой знал: магия, заключенная в машинах, постоянно истощалась. Её требовалось пополнять, подзаряжать волшебные устройства. Когда-то для этого существовали башни. Теперь, когда башни стали бесполезными памятниками архитектуры, работали только те машины, что впитывали магию из атмосферы, накапливая её в кристаллах — мелких, слабосильных. А вот народная магия не нуждалась в башнях: источником магии был сам человек, он же служил накопителем. Травы и заговоры лишь концентрировали слабые природные силы человека — так линза собирает в точку солнечные лучи. Примерно так же творили магию боги. Только их способность управлять чарами была развита в тысячу раз сильнее людской. Впрочем, боги предпочитали не тратить свои силы, а брать их у подданных.