— Джонни, — терпеливо сказала Джил. — Ты что, не понял? Хонна — бог. Он целый мир под себя подгребёт. Все будем, как эти вот гады.

— В смысле — пить зелье по утрам и ходить счастливыми?

— В смысле — резать друг друга. Забыл, из чего зелье делается?

Джон пожал плечами:

— Ерунда. Не думаю, что для приготовления валлитинара обязательно надо кого-то резать. По-моему, па-лотрашти просто любят пытки, вот и приплели ритуальные жертвы к рецепту приготовления. Да и то сказать — рецепту три тысячи лет! У нас ученые вон какие… Придумают что-нибудь. Чтоб без жертв.

— Вот, сам же сказал, — подхватила Джил. — Па-лотрашти любят пытки. И при этом счастливые ходят! Неужели не понимаешь? Это такое счастье… поганое это счастье, вот что. Людей режут — сами смеются. А если все, как они, станут? Я так не хочу.

Джон вспомнил, как читал Олмонда — несколько секунд, пока не свалился от боли. Ликующая радость, кипящая энергия. Сделать что-то… Смеяться… Петь… Убивать…

Он нетерпеливо качнул головой:

— Не хочешь — не пей. Я тоже не буду. Никто нас не заставит.

— Да весь мир будет пить этот валлитинар! — потеряв терпение, воскликнула Джил. — Как ты не понимаешь? Ты что, хочешь среди таких олмондов жить? Вечно счастливых? Открой же ты глаза! Это — не счастье, это — дурман вроде опия! Только от опия люди отупелые сидят, а от валлитинара — наоборот.

Джон встал и отряхнул штаны. Ты — сам по себе, люди — сами по себе. Не будь добреньким. Не лезь спасать кого попало. Не помогай упавшим.

Да провалитесь вы все! Грёбаные сволочи, подумал он, чувствуя, как закипает злость. «Весь мир»… Я — ублюдок. С детства от вас только и вижу, что пинки да плевки. Всю жизнь прячусь, всю жизнь под страхом разоблачения. Работу потерял. Жену потерял. Эту вот… монстру — тоже потерял. Ублюдок. Ублюдок. Катитесь к свиньям собачьим, пейте свой эликсир, режьте друг друга, что хотите, то и делайте, вы этого заслужили.

— А как же твоя мать? — спросил он, глядя сверху на Джил. — Так и останется без зелья?

Джил молчала. Репейник прошелся по примятой траве — десять шагов туда, десять обратно. Гнев постепенно выветривался. Солнце грело затылок, в высокой траве шуршали ящерицы. Джил подтянула к груди колени и, отвернушись, уткнулась носом в плечо.

— Давай уйдём, — невнятно попросила она. — Уедем куда-нибудь. Просто уедем. Спрячемся, отсидимся. А этого… лотрашти я убью. За доктора. За ту девку. За всех.

Джон вздохнул, вновь опустился на траву и осторожно обнял Джил. Она не сопротивлялась, но и не ответила объятием, все так же сидела, обхватив колени и пригнув голову. Джон выждал несколько минут и негромко сказал: