Когда небо на востоке побледнело, Джон встал, уронил бутылку, выгреб из кармана мелочь, бросил её оставшимся на берегу "жаворонкам" и пошёл домой. Идти пришлось долго. Ёжась от утреннего промозглого ветерка, он переходил безлюдные проспекты, нырял в тесные переулки, топал по гулкой, пустынной брусчатке площадей. Набережная встретила его густым слоящимся туманом, запахом гнили и ржавчины, ила и мокрого камня — запахом, который всегда означал, что рядом его жильё. Джон, с усилием поднимая колени, преодолел знакомые лестничные пролёты, долго возился с замком. Открыв дверь, он тут же попал в объятия Джил — верно, стерегла в прихожей.

— Ты где был? — выдохнула она Джону прямо в ухо.

— Гулял, — прокряхтел Репейник. Русалка сжимала его шею со всей силой злости и облегчения, совершенно не контролируя захват. Так мог бы обниматься матёрый грузчик-докер. Сердце у неё в груди стучало, как резиновый молоток. Джон вытерпел с полминуты, затем деликатно освободился.

— Гулял он, — сорванным шёпотом закричала Джил. — Я проснулась — кровать пустая. А ты вон какой весь вечер был. И пропал. Боги знает что успела передумать. Твою-то мать, Джонни.

Она вся была одета тонким мерцающим свечением очень красивого сиреневого оттенка. Джон залюбовался.

— Да будет тебе, — проговорил он, стягивая плащ, — что бы со мной стало… Чайник поставишь?

— Поставлю, — буркнула она, отступая в кухню. — По лбу тебе чайником бы этим.

— Ну, прости, — сказал Джон мирно. — Не подумал.

Он ввалился в спальню и грузно осел на стул подле разобранной кровати. Перевёл дух, выдохнув, словно паровая машина, стравливающая давление. Да, что-то я увлёкся, кажется. Нехорошо вышло. Хотя, вообще-то, всё так необычно, что не разобрать уже, хорошо это или плохо. Думается, мало кто из людей такое испытывал. Может, и вовсе никто. Я первый.

Джил принесла чашку, брякнула на подоконник. Надутая, уселась на кровать. Сиреневое свечение поблёкло, налилось багрянцем. Джон взял чашку, отпил, обжёгся. Поставил, не глядя, вниз.

— Джил, — попросил он. — Дай мне руку. Обе руки.

Она сверкнула глазами, негодующе фыркнула, но протянула ладони. Джон обхватил тонкие пальцы и, прикрыв глаза, сосредоточился, вызывая к жизни картинку в голове. Серый песок. Темнота. Одиночество. Рассветный бриз, как обещание скорого утра. Взрыв внутри головы. Прекрасные сложные фигуры…

— А-а-ах, — вздохнула Джил. Он посмотрел на неё. Русалка, закусив губу, легонько покачивала головой, будто соглашаясь с чем-то, очень для неё важным.

— Джил? — позвал Репейник. Та заулыбалась: