Светлый фон

— А в храмах алтари, чтобы я из народа силы сосал.

— Да и хрен бы с ним. Главное — сытые все будут.

Кислый табачный дым ел глаза. Джон пошире открыл форточку.

— Я вот чего думаю, — сказал он негромко. — Хальдер-покойница, конечно, молодец была. Университеты, промышленность, технологии. Армия, опять же. Да вот только её помнят не за это, а за то, что она развязала грёбаную войну за власть. И всегда только это будут помнить. Знаешь, почему?

— Потому что помнят всё плохое? — лицо Джил светилось в сумраке голубоватым сиянием. Джон задумчиво сбил пепел в форточку.

— Потому что не за что больше помнить. В университетах теперь ничего путного не изобретают. Технологии накрылись. Армию перебил Ведлет. Не осталось ничего.

— Чему оставаться-то?

— Не знаю, — сказал Джон устало. Он вдруг почувствовал, что силы, взятые у Джил и О'Беннета, подошли к концу, а своих сил у него вовсе не было. — Не имею понятия. Но вот, знаешь, хотелось бы чего-то. Она ведь была как родитель для всех людей. Ну, в Энландрии. Родитель — он любит своих ребят. Не только на работе вкалывает, чтобы у них было чего пожрать, и где ночь провести. Родители…

Он замолк, вспоминая отца. Любил ли отец Джона? Пожалуй, любил. Порол, конечно, по поводу и без. И особых нежностей не было никогда. А мать? «Руки мои — крылья, глаза мои — стрелы. Век тебе меня любить, век меня не забыть»… Книги, и платье с красными пуговицами, и как она будила по утрам, и голос, голос. Самокрутка погасла, а он всё стоял в темноте и вспоминал.

— Да, — проронила наконец Джил. Она, должно быть, тоже вспоминала. — Родители — вроде как дом. Который навсегда. Куда можно прийти.

— Который никуда не денется, — поддержал Репейник. — Как это… Мера всего сущего.

— Чего мера?

— Неважно. Проехали.

— Куда уж мне, — в тон ему сказала Джил. Глаза её матово блеснули в темноте, как жёлтые прозрачные камни. Джон скованно усмехнулся:

— Ну, ты поняла. Боги людям были нужны вместо родителей. А они только сделку заключили. Алтари эти, обмен… Вот и помнят их по-злому. И меня так же помнить будут, если что. Какой из меня родитель. Мера сущего, холера.

Словно откликаясь, с жестяным звоном капнула вода из плохо закрытого крана.

— Ладно, — твёрдо сказала Джил. — Не хочешь — не надо. Все равно буду с тобой. Что бы ни решил, дурак этакий. Не отделаешься.

— Как скажешь, — сказал Джон и зевнул. — Давай-ка спать.

В этот миг оглушительно, истошно задребезжал дверной звонок. Джил вздрогнула.

— Кого это принесло? — спросила она, отступая к окну.