— Они очень тяжелые?

— Наверное, — пожала девушка плечами. — Я с ними всю жизнь, и даже когда проделываю этот фокус с исчезновением, вес никуда не уходит. Не могу сказать… просто сравнить не с чем. Думаю, тяжелые. Отец — знатный засранец.

— Вы видитесь?

— Нет. С тех пор, как я стала хозяйкой отеля, а это уже около ста лет, он не приближается ко мне. Я грешница. То есть он так это воспринимает. Присылает периодически кого-то… Иногда это даже забавно.

— Забавно?

— Ага, — кивнула Мара несколько раз. — Они все меня боятся. Точнее, боятся отца. Я — его любимый проект. Если со мной что-то случится… В общем, забавно.

— Твои крылья навсегда останутся такими? — спросил очень осторожно, надеясь, что не вызову этим гнев или грусть. Крылья для нефилимов — больная тема, пожалуй, более больная, чем даже родители. А мне надо было понять, кто ее отец. «Знатный засранец» — так себе характеристика.

— Да. Что бы я ни сделала, сколько бы ни прожила, они — мое наследие. И этого не изменить, слишком велика вина.

— Ты жалеешь?

— Не уверена, что это именно жалость, — потянулась девушка, — скорее любопытство.

Мы пробыли на старом причале еще какое-то время, просто глядя на воду и разговаривая о всякой ерунде. Но время шло, Шелестовой пора было возвращаться в отель, мне — в город. Мы неспешно пообедали дома, неспешно собрались, и так же неспешно отправились в дорогу. Возле дверей «Калифорнии» я долго и со вкусом целовал Мару под пристальными взглядами близнецов, чьи физиономии снова появились в окнах, стоило машине въехать на дорожку. Из-за двери доносился заливистый лай Крюгера.

Я отстранился от девушки только тогда, когда перестало хватать воздуха, провел по щеке тыльной стороной ладони, коротко поцеловал в кончик носа.

— Ты знаешь, что ты удивительная?

— Догадываюсь, — соблазнительно улыбнулась Мара и… покраснела. Совсем чуть-чуть, едва заметно, но все же покраснела.

Черт!

— Ты обещала мне свой отпуск, — напомнил, отступая на шаг. — Так что начинай выбирать место.

— Договорились.

Я продолжал отступать, пятясь назад. Уходить не хотелось, но и остаться я не мог.

— Ты поймаешь его, Волков, — махнула мне Шелестова рукой и скрылась за дверью, я опустился за руль и завел мотор.

Дорога до дома заняла больше двух часов. Чертовы пробки на Киевском, чертовы пробки на Ленинском, чертовы пробки везде…