Я еще раз втянул носом воздух, растер на языке ноты смешавшегося безумия и страха убийцы и его жертв.

Георгий тоже был здесь. Но был давно. Пчела или не пчела — вот в чем вопрос. Хотя теперь уже без разницы, бесу недолго осталось. И ему нереально повезет, если первым его найдет кто угодно, кроме меня. Даже если это будет его хозяин.

— Готово, — повернулся ко мне Стомат.

Я кивнул. Пыль протиснулся мимо нас с предвкушением в глазах и улыбкой под балаклавой, поднялся на крыльцо, тихо, как кот.

Мы двинулись следом.

Мишка положил ладони на заколоченную дверь, и она осыпалась темной трухой, практически беззвучно. Легкий шорох, как тихий ветер.

Я еще раз втянул носом воздух: что-то живое было там… внутри… в темноте. Безумие, как жар турбины, рванулось ко мне. Гад наслаждался, но продолжал вести меня в нужном направлении. Вот только меня совсем не радовало то, что я чувствовал. И чем дальше мы продвигались, тем не радовало все больше.

Внутри оказалось гораздо чище, чем было на улице. Ни следов бомжей, ни местных гопников, ничего из того, что ожидаешь увидеть в подобном месте. Только облупленный когда-то голубой, а теперь покрытый плесенью кафель, куски бетона, старые дерматиновые кресла, покореженные, покрытые ржавчиной крючки в раздевалке, сгнившее дерево стойки кассы, даже…

— Сегодня твой счастливый день, — тихо осклабился Святоша, обращаясь к Рынскому, указывая пальцем на огромный расколотый горшок, из которого торчала ножка фена. Раньше такие фены были везде — как шлем пришельца из старого фильма про космос.

Пыль показал ему средний палец.

Чем ближе мы подходили к помещению с бассейном, тем отчетливее пахло кровью. Свежей кровью. Запах стал совсем ярким, когда мы прошли мимо раздевалки и малой ванны, так, кажется, когда-то давно называли детские лягушатники, бассейн для совсем мелких.

Тихий, едва слышный вздох раздался со стороны закрытой двери.

Бля!

Я ускорил шаг, пнул дверь, почти снеся ее с петель, уже не стараясь быть тихим и незаметным. Уже все равно.

Ребята, ничего не понимая, вбежали следом, я слышал их шаги за спиной, но останавливаться не стал, спрыгнул в чашу бассейна.

Внутри, прикованная кандалами к вбитому в пол кольцу, лежала девушка. Изувеченная, но еще живая.

— Звоните Сухарю и Санычу, вызывайте неотложку, ублюдка тут нет. Пыль, помоги! — оторвал я ребят от разглядывания «интерьера».

Почти все кругом было в крови — в каплях, брызгах, подтеках. Какая-то модификация железной девы стояла рядом с тем местом, куда я спрыгнул, стол, заваленный инструментами, клетки, распятье, веревки, кандалы. Пыточные инструменты на любой вкус, цвет и размер, способные сломать любого. Чтобы резать, кромсать, давить, колоть, растягивать, ломать… Истязать всеми возможными способами. И слова молитв кривыми острыми буквами на стенах.