Ирзамир пытается отползти, мое колено упирается придурку между лопаток, осколок легко входит в тело.

Бес верещит. Верещит. Верещит.

В моих пальцах кусок его кожи и плоти. Кровь у него гадкая — черно-зеленая, вязкая, смолянистая.

Бес дергается, пробует сбросить меня с себя. Его сила тоже вырвалась из-под контроля, бьет волной, душит, будто руками.

Он все-таки вырывается, сбрасывает меня. Осколки впиваются и жалят, но опять же не настолько сильно, чтобы отвлечь.

Ирз дергает за лодыжку, протаскивает меня животом по полу, швыряет о чертов шест, что-то с хрустом ломается, боль такая жгучая, выворачивающая, вскрывающая пронзает спину. Урод сломал мне крыло. Оно теперь тянет вниз, и на то, чтобы подняться, у меня уходит несколько секунд, за которые бесу удается собрать себя в кучу.

От боли текут слезы.

— Что, Мара, уже не такая смелая? — шипит он.

Его лапы на моем горле — давят, сжимают, почти до хруста. Пальцы наверняка оставят следы, когти разрывают кожу, льется кровь. Течет, обжигая, она такая горячая, такая же, как моя ярость.

Но воздуха не хватает. Я бьюсь, дергаюсь, царапаю его запястья, пытаюсь достать хоть как-нибудь, но при каждом движении обжигает болью спину. Еще несколько перьев падает, пол вспучивается под ногами, дрожат уцелевшие осколки зеркала, по стенам ползут трещины, воздух густой, как кисель, от разлитой вокруг силы.

Тяжело дышать.

Все заволакивает туманом, и подкашиваются ноги.

Боль разрывает голову.

Оля…

Висит на цепях. Не как кукла, как кусок мяса на бойне. Она еле жива. Под ногами растекается лужа крови. Большая. Уже очень большая, она капает с кончиков босых пальцев, течет из распоротого живота, ран на груди. Боль везде. Это клетка из боли, каждый стальной прут — вид боли: тянущая, обжигающая, выкручивающая, тупая, острая, резкая, нарастающая, накатывающая волнами и постоянная. Все виды боли. Никогда не думала, что бывает так много, что она такая разная. И я внутри этой клетки, и нет из нее выхода, нет замка, нет двери. Я здесь навечно. А еще есть новой боли.

Руки сломаны, сломан каждый палец, ребра — тоже, он вырвал задние зубы, три ногтя на левой руке, раздробил коленную чашечку. Сломал что-то в горле, у меня теперь нет голоса, только хрипы, только шепот, глотать больно. Это все ты виновата, Мара Шелестова.

Что?

Ты виновата… Потому что, если бы не ты, он бы никогда не пришел ко мне. Он выбрал меня только потому, что я знакома с тобой. Он забрал меня только потому, что знает, что моя смерть причинит тебе боль. Он делает это со мной только потому, что ты никак не хочешь оставить отель.