Мне сразу же бросились в глаза холмики снега, под которыми спали розы. Я знала, что корни у них заботливо присыпаны опилками, а сами они накрыты лапником. Эдель Брита никогда не была завзятой цветочницей, но, как они переехали сюда, ей захотелось начать разводить розы. Просто для души. Кто ж знал, что они окажутся капризными созданиями, за которыми надо заботиться, как о маленьких детях…

Я судорожно вздохнула.

— Вам так хочется простудиться? — проворчал Стейнир и набросил мне на шею забытый мной шарф. А на голову мне небрежно нахлобучил шапку так, что даже глаза скрылись.

Я сдвинула ее на макушку.

— Так получилось, — произнесла я нелепое оправдание.

Он так выразительно на меня посмотрел, что я почувствовала себя неразумным ребенком.

— Вот что удивительно, — как ни в чем не бывало произнес Стейнир. — Какой бы холодной эдель Брита не казалась внешне, но внутреннего ее тепла хватало всем близким.

Я кивнула. Добавить мне было нечего.

Молчание наше не было смущающим, оно было просто тягостным… Ну а что сказать, когда горло душат рыдания, которые, правда, только внутри, словно не могут пробиться и давят, давят…

Я вновь отвернулась к розам и… меня наконец-то прорвало.

— Долго же вы держались, — сокрушенно пробормотал Маршез, прижимая мою голову к своему плечу.

Я вцепилась в него и совсем без стеснения плакала. Всхлипывала уже громко, надрывно.

— Она так хотела, чтобы к лету они зацвели! Носилась с ними, как наседка. — Я вздохнула и некрасиво шмыгнула носом. — Я у Иви выпросила ее чудо-удобрение, которое она сама создала… Это было ее первое творение такого рода. Только-только научилась применять способности. И ведь сработало! Я видела. Она так хвалила, что я уговорила и мне выделить опытный образец, так сказать. Эдель Брита была бы счастлива. А она, она… Она теперь не увидит! И розы никто не увидит. Вот что теперь делать?

Я еще много чего говорила, перемежая сбивчивую речь всхлипами, а порой и завываниями. Может быть потом мне будет стыдно, а пока я не могла остановиться.

Стейнир молчал, лишь гладил меня по плечам и придерживал — ноги-то у меня вдруг ослабли.

Успокоилась я не скоро. Немного в себя пришла, когда уже действительно стало трудно дышать, и вдохи тяжело давались. Платка, конечно же, у меня не нашлось — свой я еще раньше отдала Данферу, а другого у меня не было. Стейнир протянул свой.

— Извините, — хрипло прошептала я.

— Ничего.

Отходить от него совсем не хотелось. Мне казалось, что стоит только отодвинуться, и я заледенею. Потом, потом будет стыдно и неудобно, а сейчас я только крепче прижималась к нему.